— Ты вообще мало что говоришь.

Атлас наклоняется ко мне ближе, чем несколько секунд назад. Так близко, что я чувствую свежий аромат эвкалипта, исходящий от мыла, которое они нам дали. Смешанный с его естественным запахом кожи и мускуса, он перегружает мои чувства. Я вдыхаю через рот, чтобы прояснить голову.

— Слушай, у меня нет члена, который ты мог бы измерить. Ты победил.

Атлас разражается удивленным взрывом смеха. — Что это значит?

Я провожу ладонью по шероховатому камню балкона. Он все еще теплый от солнца, палившего весь день. С реки дует устойчивый бриз, и я дрожу, поскольку температура падает быстрее, чем я ожидала. Я намереваюсь сказать ему, что понятия не имею, каково это — расти в одном из тренировочных центров. Вместо этого у меня изо рта вырывается целая куча другой дряни.

— Там, где я выросла, все еще есть школы и продуктовые магазины. В наших домах есть тепло и водопровод. Но эти школы разваливаются. Учебники такие старые, что в них даже не упоминается о возвращение Богов. Тебе повезло, если твой учитель продержится весь год, потому что если они скажут лишнее, то жрецы хватают их за какое — нибудь воображаемое преступление. В продуктовых магазинах нет свежих фруктов или овощей, только консервы или упакованные товары, да и то иногда в дефиците. Мы сводим концы с концами, потому что наши соседи помогают друг другу. Эти засранцы, — я указываю большим пальцем через плечо, неопределенно указывая на Престона и его команду придурков, — хотят пристыдить меня за то, откуда я родом, но эти люди усердно работают, чтобы выжить, справляясь с дерьмом, как умеют. Я не знаю, каково было расти на тренировках. — Я делаю паузу, думая о том, что Грир сказала ранее. — Но я полагаю, у тебя не было теплого детства. Какой четырехлетний ребенок захочет весь день тренироваться и заниматься боевыми искусствами? Но у тебя, вероятно, еда была на столе при каждом приеме пищи, и я бы предположила, что ты получил хорошее образование. Я просто говорю, что дерьмовые ситуации случаются не только в моем районе или на вашей тренировочной базе. Я не хочу оценивать, у кого было более несчастное детство, потому что это никому ничем не поможет.

К тому времени, как я заканчиваю свою речь, у меня слегка перехватывает дыхание. Я не хотела выплескивать все это. Атлас молчит рядом со мной, и, черт возьми, я до сих пор понятия не имею, как читать его мысли. Ощущение его взгляда на моем лице обжигает, и я, наконец, поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Он изучает меня; его лоб задумчиво наморщен. Он выпрямляется, его взгляд перемещается на дом, а затем обратно на меня.

— Будь осторожна. Я не знаю, что происходит, но что — то мне кажется неправильным. — С этим очевидным советом он направляется обратно в свою комнату.

— Это не делает нас квитами, — кричу я ему вслед, и он останавливается у своей двери.

— Я помню. Ты не даешь второго шанса. — Атлас открывает дверь и, не сказав больше ни слова, возвращается в свою комнату. В тот момент, когда он уходит, ночной воздух становится намного холоднее.

Он просто швырнул мои слова обратно мне в лицо, и мне не нравится, какие они горькие на вкус. Этот день, эта неделя, вся эта чертова Игра захватывают меня, и волна усталости захлестывает меня. Я тащусь обратно в свою комнату на усталых ногах и плюхаюсь в постель, надеясь, что забвение сном успокоит мои бушующие мысли.

ГЛАВА 27

H

еужели сегодня утром я устала больше, чем когда ложилась спать прошлой ночью? Я спала как убитая и, наконец, вытащила свою задницу из постели, когда будильник на моем телефоне стал слишком раздражающим. В моей комнате душно, и моя кожа слегка блестит от пота, когда я, спотыкаясь, бреду в ванную. Я чищу зубы, как зомби, и смотрю на себя в зеркало.

Мои длинные темные волосы растрепаны из — за того, что прошлой ночью я заснула с мокрыми волосами. Моя загорелая кожа выглядит тусклой, а под глазами мешки. Я ополаскиваю лицо холодной водой. Я бы с удовольствием быстро ополоснулась, но здесь нет душа, только ванна. У меня нет на это времени. Айанна не сказала, случится ли что — нибудь, если мы не придем на завтрак в восемь, но я не хочу это выяснять.

Единственный вариант одежды — грязный наряд, который я носила вчера весь день, или что — то из шкафа. Я выбираю платье без рукавов, сшитое из того же легкого материала, что и ночная рубашка, которую я надела в постель. Платье белое, как и все остальное в шкафу. В нем чувствуется какая — то девственная жертвенность, и мне это не нравится.

Я роюсь в шкафу в поисках обуви, но там ничего нет. Должно быть, поэтому Джаспер вчера бродил босиком. Я хмуро смотрю на свои черные ботинки и, пожав плечами, натягиваю их. На кого я пытаюсь произвести впечатление? Я собираю свои длинные темные волосы на макушке в беспорядочный пучок, желая убрать их с шеи. Пряди уже прилипли к моему потному затылку. Хранить телефон негде, поэтому я оставляю его на столе. Зачем он мне вообще нужен? Единственное, для чего я им пользуюсь, — это часы.

Я отодвигаю стул от двери, и, клянусь, сегодня утром он кажется мне тяжелее. Мои ноги волочатся, когда я иду по коридору, через ротонду и спускаюсь в столовую. Я плюхаюсь на свое место рядом с Ларк, отмечая, что я здесь не последняя. Джейд и Шафран еще не пришли, как и Джаспер.

— Доброе утро, — говорит Ларк сквозь зевок.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, пораженная тем, что она выглядит хуже меня. Ее темные вьющиеся волосы растрепанным ореолом окружают голову. Честно говоря, это ей идет, но я не думаю, что прическа сделана специально. Мешки под ее глазами совпадают с моими; должно быть, они собираются вместе отправиться в путешествие. Я хихикаю над своими мыслями, и Ларк моргает, глядя на меня, как будто только что проснулась.

— Что тут смешного? — Улыбка трогает ее губы.

— Мы оба дерьмово выглядим. Плохо спала? — Я подчеркиваю свои слова собственным зевком.

— Нет, хорошо. — Ларк хмурится. — Но да, я в ужасном состоянии. И умираю с голоду.

Словно призывая их к себе, Айанна и сестры входят через дверь