– Лиру ранили и она потеряла кровь. Поэтому Аделари любезно согласилась отдать свою.

В ужасе староста глядит на нашу операцию и отходит на несколько шагов.

– А ну прекращайте свои эксперименты, – говорит. – Нельзя прикасаться к мертвецам и уж тем более нельзя проводить подобные, бесчеловечные опыты.

В ярости Холган даёт подзатыльник старосте. От удара такой силы голова старика отлетает в сторону, как футбольный мяч. Сделав несколько шагов, Саргот падает на землю. В глазах – ужас и безумие.

– Исчезни, – говорит Холган. – Пока я не взбесился окончательно и не проткнул тебя своим копьём. Все последние месяцы ты только и делаешь, что вмешиваешься туда, где тебе не рады.

– Когда мы вернёмся в деревню, – говорит Саргот. – Тебя привяжут к столбу и отходят хлыстом за то, что поднял руку на старшего.

– Ещё одно слово и ты в деревню не вернёшься.

С видом побитой собаки староста поднимается на ноги и идёт прочь от нашей группы.

– Ладно, бухтеть, когда вы оружие делали, – говорит Холган. – Я могу понять его недовольство, когда вы решили идти в поход против Фаргара. Но запрещать помочь бедной девочке... Тупой кретин.

– Держи бурдюк вверху, – говорю Вардису. – Следи, чтобы в вену не попал воздух. Когда бурдюк уменьшится, а клык перестанет быть красным внутри – уберёшь и перевяжешь руку. А я пока проверю других.

Многие из наших оказались ранены в битве. Когда вернёмся в Дарграг, нужно будет зашить их раны, чтобы не остались уродливые шрамы.

Погибшие тоже нашлись: двенадцать парней и девушек, десять из которых были с левого фланга. Строй разбили и сражаться один на один с фаргаровцами оказалось слишком сложно. Но двести одиннадцать человек выжили. Подобному результату стоит радоваться – погибших могло быть много больше.

Но радости нет.

Бегтед не дошёл до мешков, чтобы перевязать рану – упал на землю и его сердце остановилось на половине пути. Ройс сидит над телом брата и смотрит на меня с ненавистью.

– Мой брат мёртв, – говорит.

Прямо Ройс не говорит, но по глазам вижу, что он винит меня в его смерти. Похоже, кровное родство снова дало о себе знать.

– Прости, – говорю. – Я не хотел, чтобы кто-нибудь из наших погиб.

Сущая правда. Я знал, что этот день многие не переживут, но это незначительная плата за дальнейшую безопасность. Чувствую себя чудовищем, когда взвешиваю человеческие жизни на весах.

Раненых фаргаровцев оказалось намного больше. Многие из них до сих пор живы, стонут, ползут, зажимают раны.

– Брас, – говорю. – Займёшься с отцом ранеными фаргаровцами?

– Добить их?

– Нет, конечно. Пусть они наши враги, но всё ещё люди. Перевяжите им раны, но следите, чтобы не навредили в ответ. Сначала обездвиживаете, связываете по рукам и ногам, а уж затем накладываете повязки. И не жалейте воды раненым, тут рядом озеро и должна быть уйма ручьёв.

– Ты уверен? – спрашивает Брас. – Это же Фаргар, зачем перевязывать их?

– Потому что мы уже победили. Хватит на сегодня трупов.

– Ладно, если считаешь, что так нужно...

– Дарграг! – кричу. – Мы победили в битве, но наша работа не окончена. Враги бежали, но они могут вернуться и напасть в неподходящий момент. Входим в деревню и следим по сторонам, прикрываем друг друга.

Серьёзных битв больше не предвидится, но входить в деревню по-прежнему опасно. Первоочередная задача – найти бежавшего командира. Пока он скрывается, представляет большую угрозу. И, чёрт возьми, я очень сильно хочу узнать, почему от него отскакивали наши клинки.

Глава 51

Три десятка человек остаются на поле сражения, чтобы позаботиться о раненых и друг о друге. Включая Буга и Вардиса, продолжающего держать бурдюк с кровью. Лира пока не собирается уходить на тот свет и это хороший знак.

Входим в деревню, построившись кругом, закрываясь щитами со всех сторон. Из любого из окон ближайших домов в нас может вылететь стрела, поэтому готовым нужно быть даже к подобному.

Движемся меж старых деревянных домов, некоторые из них подгнили, покосились. Сараи ушли в землю, крыши прохудились. Не сравнить с Дарграгом. Нашим домам и трёх лет нет, поэтому все красивые, ровные, аккуратные.

– Смотрите, это же наши марли, – Грисель указывает на животных в загоне неподалёку. – Гарн, это именно наши. Те самые, которых мы пасли когда-то. Они могут нас помнить.

– Глянем позже, – отвечаю. – Для начала разберёмся со сбежавшими фаргаровцами и их старостой.

Из всех щелей на нас смотрят любопытные глаза – в основном детей и женщин, изредка стариков. Мужской состав либо мёртв, либо ранен, либо далеко.

Непривычно идти по таким просторным дорогам. В Дарграге есть тропинки, где двум людям разминуться сложно, а тут хоть целой армией двигайся. И домов немерено. Сколько ни иди, а центр всё далеко.

– Следите за окнами, – говорю. – Нас здесь не хотят видеть.

– Может, сожжём пару домов? – спрашивает Хоб.

– Не надо, – говорю.

– Хотя бы пустых. Выведем людей на улицу и пусть смотрят, как горит их имущество. Пусть сами почувствуют, на что обрекали других.

– Мы не будем ни сжигать, ни грабить, ни насиловать. Это не цель нашего визита.

– Ты же сказал, они должны нас бояться. Как же мы их напугаем, если никого не тронем?

– Мы убьём только тех, кто не захочет подчиниться, – говорю. – Этого будет достаточно.

Происходит невероятное: жители Дарграга, вторгшиеся в Фаргар. Несколько лет назад ни одна из деревень не могла такого вообразить. Это было настолько же невозможно, как человек, летящий по воздуху.

А теперь мы идём среди домов исконных врагов и они прячутся от нас в страхе.

Вокруг всё зелено, у каждого дома грядки с растительностью. Здесь, должно быть, сельскохозяйственные культуры растут в разы крупнее, чем у нас. И видов больше. По всем критериям жить по этому сторону хребта лучше. Если бы не агрессия Фаргара, Дарграг никогда не спрятался бы за горами.

– Нам надо входить в дома, – говорит Холган. – И проверять, не спрятались ли сбежавшие. Они всё ещё вооружены и нападут, как только мы отвернёмся.

– Они не представляют угрозы без командира, – говорю. – Сначала выведем его из строя.

Животных вокруг действительно много. Причём не только марли,