Пол трясет тощей маленькой головенкой.

– Судья решил, что суда не будет, – отвечает он. – Твое заявление о самозащите поддержано. На время придется вернуться в камеру, до тех пор пока я не внесу за тебя залог по другим обвинениям. Это займет часов пять, а потом я сразу за тобой приеду.

Я снова перевожу взгляд на Слоун: Люк помогает ей покинуть зал. Чего она плачет-то? Обвинения отклонены, с фига ли она разревелась?

– Как думаешь, сколько должно пройти времени, прежде чем человек, которому запудрили мозги, придет в себя?

– О чем ты, Эйса? – уставившись на меня, спрашивает Пол.

– Ну, типа сколько надо ходить к психотерапевту, чтобы избавиться от внушения? Недели? Месяцы? Больше года?

Пол еще некоторое время пристально смотрит на меня, потом качает головой.

– Скоро увидимся.

Он встает, и я тоже. Те же четверо конвойных уводят меня из зала.

Наверное, мне полагается кипятком ссать от радости, если уж обвинения не приняты. С остальными разобраться будет еще проще: Пол говорит, что управление Люка решило ничего не предъявлять. Значит, если я заключу сделку с прокурором, подлечусь у мозгоправа, солью Джона с Кевином, то меня вряд ли осудят за то, что я продырявил Люку грудь.

Это многое говорит о нашей судебной системе. Я хладнокровно стрелял в человека, а теперь выхожу на свободу, просто слепив горбатого и прикинувшись дурачком.

Обожаю США!

С другой стороны, обидно. Я придумал хитроумную схему, однако признания не получил: пришлось отрицать все связи с липовым рейдом, а это здорово ударило по самолюбию. Я, сука, горжусь тем спектаклем, и мне охота кричать на весь мир, хвастаться, как я все провернул.

Я уж молчу про ахинею с шизой. Всего-то залез в одежде под душ, пару лишних раз проверил замок на двери, и все. А люди решили, что я кукухой поехал. Впрочем, и хорошо. Я же себя знаю: если бы подозрения оправдались, если бы выяснилось, что Слоун реально трахается с кем-то еще, я бы слетел с катушек и убил бы оленя. И чего, мне потом идти под суд как вменяемый взрослый? Не, я подстраховался, чтобы не гнить полжизни в тюряге, как мой папаша. Придумал историю с шизофренией: загуглил справочник по психическим болезням, узнал симптомы и сыграл для окружающих в психа.

Ладно, видимо, не все мои усилия пропали даром: история с шизофренией еще пригодится. В конце концов я сошлюсь на болезнь, ведь Люк остался жив.

Оказавшись в камере, падаю на шконку. Решетка с лязгом закрывается, но я не в силах сдержать улыбку.

Все получается очень даже красиво. Пройдет какое-то время, и Слоун очухается, я знаю. Особенно когда Люк насовсем пропадет с горизонта. И я так ее затрахаю, что она про него больше не вспомнит. Я буду трахать ее вдоль и поперек, в разных позах, пока при взгляде на нее не перестану вспоминать о Люке.

– Ты чего такой довольный? – раздается голос.

Я оборачиваюсь и вижу сокамерника. Не помню, как его зовут. Когда меня швырнули к нему, он обо всем спрашивал и спрашивал, но сейчас я отвечаю ему впервые.

– Скоро я буду свободен, – говорю, глядя в потолок и улыбаясь от уха до уха. – Женюсь наконец на своей невесте. Настоящую свадьбу устрою. С трехъярусным кокосовым тортом.

При одной мысли об этом не могу сдержать смеха.

Я иду за тобой, Слоун.

Ты обещала меня любить.

До конца жизни.

И ты, сука, будешь любить меня.

Глава сорок восьмая

Слоун

Я дрожащими руками подношу к губам кружку кофе. Меня трясет так сильно, что о фарфоровые стенки бьются крохотные черные волны напитка.

Часы на дальней стене показывают три утра.

Прошло два дня с тех пор, как отклонили обвинения по делу Эйсы. В тот же день после обеда его выпустили под залог, а нас с Люком для защиты до следующего слушания перевезли на квартиру в городе.

Квартира милая, но мне очень страшно, и я боюсь ступить за порог или выглянуть в окно. Люк много раз заверял меня, дескать, Эйсе нас тут не найти. Однако, даже если Эйсу до конца жизни упекут за решетку, я все равно буду жить с оглядкой. Если он сам не сможет поквитаться со мной или с Люком, с него станется нанять кого-то для этого дела.

Услышав, как открывается дверь спальни, я оборачиваюсь. Сонно протирая глаза, выходит Люк, голый по пояс, в черных беговых трениках, которые висят на нем, как мешок. Часть груди скрывает повязка. Босой, Люк шаркает в мою сторону по деревянным половицам.

Я откидываю голову на спинку дивана, а Люк наклоняется меня поцеловать.

– Все хорошо? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

– Не спится. Снова.

Люк убирает мне со лба волосы.

– Слоун, – тихо произносит он, – здесь тебе не о чем волноваться. Нам ничто не грозит, и до следующего слушания мы в безопасности. Клянусь.

Его слова мало утешают. Когда дело касается Эйсы, никакие заверения не помогут, я не почувствую себя в безопасности.

Обойдя диван, Люк опускается рядом, сажает меня к себе на колени, берет за талию и говорит:

– Как мне помочь тебе заснуть?

Я улыбаюсь. Такие способы отвлечься мне нравятся.

– Тебя выписали всего две недели назад. Надо подождать еще две.

Тогда он кладет руки мне на зад, прикрытый полами его безразмерной футболки, и запускает большие пальцы под трусики. У меня по всему телу пробегают мурашки, и на пару секунд мысли об Эйсе проходят.

– Так я не о сексе, – говорит Люк. – Я про то, что мог бы сам сделать для тебя.

Он ладонью гладит меня по животу, скользит вверх, к груди, большим пальцем задевает сосок и одновременно с этим облизывает мои губы. Глубоко целует, а потом, едва у меня начинает кружиться голова, отстраняется.

– Я осторожно, – говорит он. – Все сделают мои рот и руки, а сам я поберегусь. Идет?

По идее, я должна заботиться о выздоровлении Люка, но его ласки удивительно хорошо успокаивают нервы, а мне сейчас это очень нужно.

– Идет, – шепчу я.

Он с улыбкой стягивает с меня футболку, потом укладывает на диван. Губами скользит по моим губам, по шее, по груди. Согревает дыханием всю меня, одновременно запуская руки под трусики. Я открываю глаза, и в ту же секунду в меня проникают его пальцы. Я со стоном чуть снова не зажмуриваюсь, но Люку нравится смотреть мне в глаза.

А я люблю смотреть в глаза ему. Это