Шрифт:
Закладка:
Он покрыл поцелуями мою шею. Его зубы царапнули кожу, и по моему телу пробежали мурашки. Вот так у нас с ним всегда: нежность, укусы и снова нежность. А по-другому и не хочу.
Матвей приподнялся надо мной и посмотрел с таким обожанием, что вся моя рациональность и все мысли испарились. Я была его счастьем, его звездами, его солнцем. Его любимой игрушкой. Его долгожданным подарком. Его заслуженной добычей. К чёрту все мои принципы! И меня тоже к чёрту!
Я перевернулась, выскользнула из-под него и оказалась сверху. Матвей удивленно улыбнулся.
– Не ожидал, – удивленно прошептал он.
– Я тоже, – прошептала я и склонилась над ним.
Обнять, поглотить, вобрать в себя, не дать уйти. Никогда! Тебе от меня не вырваться! Не отпущу! Больше никаких расставаний! Никаких недосказанностей!
– Ты – мой! Я взяла тебя в плен! – прошептала я.
И больше мы не разговаривали. Осенние ночи долгие. Но нам всё было мало. Ведь мы шли другу к другу через галактики и времена. Через генную память и поколения. Через расставания, слезы, боль, терновые венцы и содранную кожу. Любить – это остаться без кожи. Слиться, сплестись, соединиться, искрить, как оголенные провода. И кричать от счастья, когда через тебя проходят сотни тысяч киловатт.
Два года спустя
– Тьфу! – большой комок фруктового пюре смачно вклеился в мой тщательно накрашенный правый глаз.
Задержался на ресницах и сполз на белую блузку от «Шанель». И зачем я покупаю дорогие вещи? Если у тебя годовалая дочь, нужно взять мешковину, прорезать дырки для головы и рук, и так и ходить. Вот так всегда: когда у меня деловая встреча и я при полном параде, Шурка начинает плеваться. Причем делает это явно с большим удовольствием. Вот и сейчас я пытаюсь оттереть пюре с блузки и лица, а моя дочка Шурка счастливо заливается смехом. В глазах – лукавство и море счастья. Вылитый маленький Матвей. Характер у нее вообще не мой.
– Лаура Александровна, давайте покормлю ее, – наша терпеливая и всегда улыбающаяся няня пытается мне помочь.
– Спасибо, Оксана. Я сама.
– Так, и кто это над мамой издевается? – Матвей, на ходу завязывая галстук, заходит в нашу просторную кухню.
Останавливается напротив высокого стула дочери и говорит:
– Коварство и подлые плевки? Интриги и манипуляции? Одобряю!
В ответ Шурка радостно хохочет.
– Беги переодеваться, – шепчет мне Матвей. – А то твои французы тебя не поймут.
– Испанцы, – поправляю его я. – У меня встреча с испанцами. Французы бы подумали, что так и нужно.
– Один чёрт! – отмахивается он. – Беги, принимаю огонь на себя. Значит так, – он зачерпывает ложку пюре и подносит ко рту притихшей Шурки. – Великий и ужасный Фрейд утверждал, что в младенческом возрасте формируются…
Шура широко раскрывает рот и глаза. Матвей ловко всовывает ей в рот ложку пюре, продолжая излагать теории Фрейда.
– Божечки, в первый раз в жизни вижу ребенка, который молчит, когда ему про умное рассказывают, – восхищается няня.
– Ну так гены же какие! – самодовольно ухмыляется Матвей, замечает мой взгляд и тут же добавляет: – Вся в маму!
– Доктор, вы неисправимы, – шепчу ему на ухо и целую в щеку.
– Хотите поговорить об этом? – серьезно отвечает он.
Хватаю портфель и выскакиваю из дома. Водитель предусмотрительно распахивает мне дверь машины. От вождения пришлось отказаться в целях экономии времени. Очень многое можно успеть, когда не нужно самой вести машину. Сажусь на заднее сиденье, открываю портфель и достаю документы. Но сразу бросаю их на сиденье машины. Работать совсем не хочется. Погода прекрасная. Ранняя осень, бабье лето. Свалю всё на Витю. Тем более, что он не против.
После той встречи адвокатов Витя приехал домой, собрал вещи и ушел от Марины навсегда. Первое время жил у меня. Марина обрывала телефон, приезжала, ловила его у подъезда.
– У меня только один отец, общий с Лаурой, – сказал Витя ей тогда. – А матери больше нет. Она умерла два дня назад.
Упрямство Витя унаследовал от Марины. Но простить ее подлость он так и не смог. Я честно поделилась с ним половиной всего, что унаследовала. И бизнес мы ведем вместе. У меня опыта не было. Но Витя закончил экономический факультет МГИМО. И его знания очень пригодились. И если раньше мы не очень дружили, то вся эта история нас очень сблизила. Мы стали неразлучны. Ведь семья нужна всем. И мы пусть маленькая, но семья.
Марина хотела наказать и перехитрить всех. Но наказала только себя. Осталась без детей и внуков. Шурку она ни разу не видела. Витя встречается с чудесной девушкой. Они хотят пожениться. У них будут дети. Но и их Марина не увидит. После ухода Вити и потери наследства, за которое она так боролась, Марина впала в депрессию. И так из нее и не вышла. Она лечится у отца Матвея и почти не выходит из дома. Единственный, кто навещает ее – это Генрих.
На первый транш, который перевела мне фармацевтическая компания Горчакова, я полетела на Кубу и нашла мамину могилу. Ее похоронили на старом кладбище Гаваны. Над могилой стоял простой крест.
Я заказала памятник, усыпанный гранитными розами. А над ними купидоны с поникшими крыльями. И надпись на испанском языке, цитата из «Плача Дидоны»:
О купидоны с поникшими крылами, летите
и рассыпьте над её могилой розы,
столь же нежные и хрупкие, как и её сердце.
Смотрите за ней и никогда её не покидайте!
Потом я открыла сеть языковых школ в России и на Кубе. В России всем управляю я и Витя. На Кубе рулят Светка и Никита. После того, как я вышла замуж за Матвея, Никита явился на нашу свадьбу и пытался избить Матвея прямо у ЗАГСа. Но Света так набросилась на него, что он растерялся. И тогда она его пригласила на свидание.
– А чего такого? – пожала плечами она, видя мое растерянное лицо. – Тебе мужик не нужен. А мне такой Вася Пупкин очень даже пригодится. Будет моих спиногрызов в узде держать.
Через полгода они поженились. Света как учитель русского языка с радостью согласилась управлять языковой школой на Кубе. Там иностранцев учат русскому и другим языкам тоже. Для тех, кто очень хочет учиться, но не может себе позволить, есть мои личные стипендии. Я выплачиваю их и в России, и на Кубе от имени моих родителей. Чтобы
