разговоре обнаружил неплохую полит-ю подготовку, ум быстрый и гибкий и исключительно широкий для такого юноши кругозор. По мере того, как шел общий разговор, его нервозность усиливалась. Когда она дошла до того, что он начал кусать ногти, я вынул заготовленную вырезку из “Таймса” со статьей о том, что США готовит “летающие бомбы” по примеру немецких и сказал: “Может быть, вот это вас волнует?”

Тогда он глубоко вздохнул и сказал: “Нет, то гораздо хуже”. Я его прервал в-сом:

“А кстати, ведь вы так мне и не сказали, кто вас направил ко мне для разрешения ваших психологических проблем”. Тогда он сказал, что, приехав в Н-Й из Нью-Мексико, он имел основной целью поговорить о своей работе с кем-нибудь из официальных представителей СССР. Не зная никого и не желая идти в консульство или в Амторг, он пошел в Амкино и спросил дир-ра, к-му он сказал в общих чертах, что хочет поговорить с кем-нибудь о важном военном вопросе. (Все это я проверил сегодня у дир-ра Амкино Наполи.) Директор, к-го он по фамилии не знал, отказался о чем бы то ни было разговаривать, и сказал, что если дело касается воен. в-са, то лучше всего поговорить с воен. журналистом и направил его ко мне. Н. показал Х. заглавный лист “Р.Г.” с адресом. Х. секунд тридцать на него смотрел (так рассказывает Наполи), запоминая адрес и название и отдал газету. Х. сказал, что много обо мне слышал, читал мои стать в СРТ и др. газетах и журналах. После этого он направился ко мне в контору. Узнав, кто его направил ко мне, я его попытал насчет его семейных дел и службы.

Изучив его, насколько было возможно за час-полтора, и вынеся впечатление, что он действительно физик, умен, был в прогрессивном движении и в нем страдал от тех недочетов, от к-х в свое время страдал мой сын и к-е мне так хорошо известны; что он выбрал очень наивный способ для подхода ко мне (было проще прийти прямо, в особенности, если его подослали), я инстинктом почувствовал, что можно идти в дело, тем более, что при провале рискую я один. Закончить разговор ничем, или общими местами, а потом вести на встречу нашего человека я считал несуразным.

Поэтому я сказал прямо: в чем дело? выкладывайте?

Он рассказал мне, что новое секретное оружие представляет из себя “атомную бомбу” колоссально разрушительного действия. Я перебил: вы понимаете, что вы делаете? Почему вы считаете, что ради СССР нужно раскрыть тайны США? Он ответил: нет страны, кроме С.С., к-му можно было бы доверить такую страшную вещь. Но раз отобрать у других стран мы ее не можем — пусть СССР знает о ее существовании и пусть находится в курсе прогресса опытов и строительства. Тогда на мирной конференции СССР, от к-го зависит судьба моего поколения, не окажется в положении державы, к-ю шантажируют. Не забудьте, что в этом секрете участвует также и Англия, полностью участвует, настолько, что часть опытов и расчетов делается в Англии, часть в Канаде. Работают над этой штукой все самые выдающиеся физики США, Англии, Италии, Германии (эмигранты) и Дании.

Список физиков на последней странице его доклада.

Мы знаем, что и Германия, и СССР работают над снарядом, действие к-го основано на дроблении атома нек-х элементов (Урана и др. элемента, к-й у нас называется Плутоний и к-й является 94-м элементом), однако мало сомнения в том, что США впереди остальных, ибо у нас сосредоточены все мозги Европы, кроме русских и затрачено на это у нас неск-ко миллиардов доларов.

Кроме того, у нас четыре (или больше) циклотрона, а в др. странах по нашим сведениям — не больше двух в любой стране. Потом Х. начал мне подробно излагать принцип, на к-м основано действие бомбы, а также общий принцип устройства снаряда, к-й представляет из себя своего рода пушку внутри бомбы. Описав все подробности, он вынул аккуратно написанный доклад и сказал: вы не могли запомнить всего этого, а потому я вам заготовил записку. Покажите любому физику и он поймет в чем дело. Что же касается устройства снаряда, то, хотя это и не в моем отделении, но если нужно, я смогу узнать, как он устроен подробно. Пока я знаю общий принцип устройства. Бомба должна сбрасываться с самолетов. По нашим расчетам бомба, весящая две тонны, даст силу взрыва равносильную 20–50 бомбам такого же веса. Температура при взрыве будет превышать темп-ру солнечного ядра.

Тут передо мной встал в-с — брать или не брать записку. Я решил взять по следующему соображению: он мне сказал, что надеялся видеть у меня “третье лицо”.

Теперь, если он подготовил “десант” для накрытия нашего человека с поличным и т. д., то ему не было расчета передавать доклад и нужно было сохранить его до более удобного случая. Прибавилось еще одно соображение в пользу доведения удара до конца. Оставался риск, что налет произойдет через несколько минут после того, как он уйдет, т. е. пока документ у меня дома. Жена вышла “в лавки” и тщательно осмотрела местность, не найдя ничего подозрительного.

В разговоре (в ответ на мои вопросы) выяснилось следующее, чего в докладе нет.

Он служит в центре, к-й называется “Эксперименталь Сентер У” (Игрек), к-й находится в 35 милях от г. Санта Фе, Нью Мексико. Тут производятся работы над самим снарядом. Центр находится в непосредственном ведении военного министр-ва.

В США есть еще два центра — “Х” в штате Теннесси и “W” в штате Вашингтон. Там работают над приготовлением “продукта”, т. е. уран-235 (кажется так, пишу по памяти, ибо доклад Х. был немедленно из моего дома женой унесен, пока я вышел на улицу и пошел плутать, чтобы увести за собой наружное наблюдение, если таковое было).

Центр “У” отделен от внешнего мира проволокой и караулами и заставами. Живут работники в черте ограды. Почта строго цензурируется. Только недавно разрешили отлучки больше чем за 75 миль от центра, но для этого требуются особые разрешения воен. властей. Он был отпущен в Н-Й в отпуск к семье. В Санта Фе он может ездить свободно. Он предлагал организовать, если нужно, встречи так, чтобы сообщать о ходе опытов, ибо он это считает самым важным, т. е. не столь важен самый принцип, к-й всем известен, а важен этап, на к-м находятся практические опыты по произв-ву самого взрыва и по контролю самого взрыва, по конструкции снаряда и т. д.

Расстались на том, что я ему