— меня очень интересовала Индия и диалог между индийскими традициями, индуизмом и буддизмом, и христианством. Книга отца Беды стала как отличным началом моего университетского курса теологии, так и прекрасным введением в философию Гриффитса.

— Каким видом медитации Вы занимались, если не секрет?

— О, это очень интересно — я начал увлекаться трансцендентной медитацией, поскольку, когда мне было тринадцать лет, моя мама начала ее изучать.

— У Махариши?

— Да, и это изменило ее жизнь в совершенно разных сферах, очень положительно сказалось на ней. Она стала своего рода «евангелистом» трансцендентной медитации, научила ей всю семью, и мы медитировали вместе. Так что в тринадцатилетнем возрасте я научился трансцендентной медитации. Позднее, когда мне было восемнадцать, я прочитал книгу о христианской медитации, «Внутреннее путешествие», и я воспринял этот метод. Я также начал применять Иисусову молитву, которая лежит в самом сердце православной духовности. Таким образом, медитация стала частью моей жизни уже в самом раннем возрасте, и это привлекло меня к отцу Беде.

— Значит, Вы занимались медитацией и, в то же время, были христианином…

— Да, я одновременно практиковал свою христианскую веру и медитацию.

— Как, собственно, и учил Беда Гриффитс…

— Как и учил Беда Гриффитс, и как он ощутил в своей жизни, признав дзэн и такую же практику медитации.

— Что же, прежде всего, привлекло Ваше внимание в Возвращении к Центру»?

— Я думаю, что две вещи: во-первых, то, как эта книга была написана, — я имею в виду, что отец Беда был знаковым писателем, а во-вторых, упор на единство. Одним из самых ранних опытов, который я испытал в одиннадцатилетнем возрасте, было очень яркое осознание единства всех религий, единства, которое находится за пределами всех религий, по мере приближения к Истине. Та или иная религия может заключать в себе больше истин, чем другие, но, в то же время, за всеми религиями лежит одна и та же Реальность. И это осознание пришло ко мне подсознательно, когда мне было одиннадцать, и именно этот опыт сформировал мой взгляд на мир. Итак, это был упор на единство, который следовал и из текста, он был выражен очень четко и обязывающе.

— И Вы решили написать автору?

— О да, мне помог поэт и ученый Уильям Блейк, который знал отца Беду и у них был общий друг С. С. Льюис. Он дал мне адрес отца беды в Шантиванаме, я написал ему о своем опыте, который произошел со мной в одиннадцать лет, и описал мощное чувство единства, превосходящего все традиции.

— Вы помните, что он Вам ответил?

— Я очень четко помню его ответ. Прежде всего, надо сказать, что он ответил очень быстро — одной из привычек отца Беды было сразу же отвечать на все письма, которые он получал. Ответ был написан на аэрограмме — маленьком голубом листочке, его собственной рукой. Текст был очень теплым и ободряющим, отец Беда подтвердил мой опыт, отметив, что начало пути — это всегда личный опыт, и все, во что можно верить, исходит из личного опыта. Также в письме было приглашение посетить Шантиванам и предложение продолжать переписку, что я и сделал. В течение многих лет, два-три раза в год, я писал ему и получал его ответ. Во время нашей переписки я начал работать над проектом для заключенных, направленным на то, чтобы помочь им встать на духовный путь, и в особенности обучить их медитации и йоге. Мы попросили отца Беду стать патроном нашей организации, и он согласился. Наша переписка стала личностной и практической. Отец Беда также решил переписываться с небольшой группой заключенных, сопровождая их в их духовном пути, отвечая на их вопросы, изучая их понимание медитации и их собственного духовного пути. Он переписывался с этой небольшой группой заключенных до последних дней своей жизни. Когда я встретился с ним, я обнаружил, что он постоянно использует примеры нашей работы в тюрьмах, в качестве иллюстрации того, что никакие обстоятельства не могут воспрепятствовать духовной жизни. Жизнь в тюрьме очень трудна, опасна, и если можно заниматься духовной практикой даже тем, то тем более ею можно заниматься где угодно.

— Беда Гриффитс начал давать Вам наставления, и Вы стали считать его своим гуру?

— Я бы не назвал это термином «гуру», я бы, пользуясь известным ирландским выражением, назвал отца Беду своим «духовным другом». Он был попутчиком в духовном пути, всегда наставляя людей и оценивая их опыт, всегда мягко убеждая их и всегда стремясь помочь разобраться в собственном опыте и понимании. Он всегда делал это очень лаконично, кратко и с большим состраданием.

— Встречались ли Вы с отцом Бедой лично?

— Да, мы встречались дважды, во время его последних поездок в Англию…

— В 1990-е гг.?

— Да, в 1990-е, и в первый раз он приехал, чтобы выступить на конференции, посвященной мистике и науке, научному объяснению мистической картины мира, его очень интересовал этот вопрос, как это можно заметить в «Новом видении Реальности». После участия в конференции мы вместе провели вечер в беседах. Второй раз был его последним визитом в Англию, и мне показалось, что между этими двумя встречами была большая разница, некое ощущение преображения, и я бы описал свой собственный опыт как «трансформацию». Во время первой встречи я чувствовал, что передо мной, несомненно, святой человек, исполненный сострадания, с некоторыми внутренними противоречиями между индийским образом жизни, который он избрал, и своим происхождением из среды английского среднего класса, с определенной привлекательной закрытостью и, в каком-то смысле, с трудностями в эмоциональной сфере, свойственными англичанам — я сейчас говорю, как англичанин, а также со скрытым желанием выразить их. Во время второй встречи все это полностью исчезло. Я чувствовал, что он полностью спокоен, излучал мир и пребывал в гармонии с самим собой, как с материальной, так и с психологической точки зрения, он принимал свое прошлое и настоящее, не задумывался над тем, что сказать и о чем говорить, наслаждался тишиной. Для меня же наиболее важным стало его присутствие, чем его слова.

— То, что называется даршаном?

— Да, именно! Ощущение простого присутствия кого-то. Во время этой последней встречи мы обедали вместе, на обеде также был отец Лоренс Фримен, и когда я шел туда, я приготовил множество вопросов, которые хотел задать отцу Беде, но когда мы расселись, все мои вопросы просто испарились. Это очень важно. Было важнее наслаждаться присутствием святого человека, имевшего глубокое ощущение святости. Можно было разговаривать о чем угодно, это было не важно — было важно, как и с кем об этом