новой деталью блеск глаз напротив затухал, теряя жизненный свет. Мне хотелось залепить себе рот скотчем и не дать словам срываться с губ, но я продолжала говорить, рассказывать, скольким людям было наплевать на его мать и горе ребенка, сколькие продолжили жить дальше, не думая, что стоит сказать правду. И один из них не был ему чужим, как бы это не отрицалось.

— Максим, — попыталась прикоснуться к нему, но мужчина спрятал руку под стол, а потом вовсе встал и ушел.

Он не просто вышел из комнаты, я слышала, как звякнули ключи, и хлопнула дверь. В своих страданиях он предпочел остаться один или находится среди чужих людей, не желая принимать мою поддержку. Это оказалось не так больно, как видеть его страдания, но все же укололо грудь обидой и непониманием. Неужели роль, которую я сыграла в этом расследовании, убьет то, что только начало зарождаться?

Но, спустя минут тридцать, произошло неожиданное для меня — дверь снова хлопнула. Кроме Максима никто не мог прийти, а его я не ждала ещё долгое время, считая, что прогулка затянется. Он даже не снял пуховик, появившись передо мной с блестящими волосами — снежинки быстро обернулись капельками воды, от него распространялся зимний холод, но глаза согревали.

Не понимая, что происходит и почему у Скифа в руках цветы, я молчаливо взирала на мужчину в ожидании объяснений.

— Я не знаю, как могу отблагодарить тебя за все, — волнуясь, он хотел провести рукой по волосам, но, видимо, забыл, что они заняты растительностью. — Черт! — осознав, своё затруднительное положение, ругнулся под нос. — Не знаю, какие цветы тебе больше нравятся, поэтому взял разные, — словно оправдывался за выбор из трёх букетов. — Это тебе.

Наверняка мои глаза сейчас напоминали размером крупные монеты, потому как происходящее казалось мне нереальным.

— Спасибо, — попыталась взять цветы в руки, но он внезапно передумал.

— Хотя нет, они тяжёлые — уложил длинные стебли на стол. — Все так глупо, — расстроенно высказался, ероша влажные волосы. — Просто я не знаю, что сказать.

— Максим, — иногда и этот взрослый человек может быть растерянным. — Спасибо, конечно, за цветы, я их люблю, — шагнула вперёд. — Но можно было просто сказать словами. Я ведь переживала, когда ты без слов встал и ушел.

— Прости, Вер, мне срочно нужно было вдохнуть воздуха и уложить в голове сказанное тобой. Я был готов к такому, но до последнего червячок надежды шевелился, грызя тем, что я зря обвинял этих людей. А ты… — мои глаза увлажнились, — ты единственная смогла мне помочь, узнать, почему я потерял свою мать. Ты — мой ангел.

Это не нормально. Даже, если он был готов услышать от меня нечто подобное, сейчас Скиф не должен говорить о том, как сильно я ему помогла, мне не хочется видеть его боль, но именно это было бы нормальным.

— Максим, — вгляделась в его лицо, — почему ты так себя ведёшь?

— Так? — продолжил играть по написанной заранее партии. — Не понимаю тебя, — покачал головой.

— Понимаешь, — не поверила его мастерству лжи. — Прекрати. Если больно — кричи, плачь, круши мебель, если злишься — ругайся, но не подавляй это в себе, не закрывайся ото всех.

— Ты ошибаешься, — настаивал на своём. — всё нормально.

— Все как раз не нормально, — я тоже упрямая в своей уверенности.

— Что ты хочешь⁈ — маска треснула. — Видеть меня разбитым стаканом? Сопли мне вытирать?

— Нет, — не поддалась попытке меня обидеть, чтобы я прекратила этот разговор, — хочу обнимать, — воплотила свои слова. — Хочу гладить тебя по щеке, хочу знать, что твоя боль не останется внутри на года, а найдёт выход.

— Хочу спать, — напускное ушло, — не могу сейчас думать.

— Хорошо, пойдём, я полежу рядом.

— Спасибо.

Вот теперь мне стало более спокойно за него. Пусть пока так, сон может быть реакцией на стресс, и я не дам ему снова закрыться. Думаю, что Максим на самом деле хотел подарить мне цветы, поблагодарить и сказать, что я для него значу, ведь эти слова — не ложь. Вот только они не должны являться прикрытием для чего-то другого, хочу слышать такое от любимого человека, который счастлив, а не раздавлен. Главное, не давать ему возможность переживать все это в одиночку, тогда он с этим справится, ведь Макс очень сильный.

* * *

Дальнейшее развитие событий в этом закрученном сюжете я наблюдала со стороны: после того, как мои способности помогли нам узнать правду об убийстве, он не захотел, чтобы мне снова пришлось переживать пренеприятные встречи с его роднёй. Я на такое не обиделась, потому что этим он сказал не «твоя работа выполнена — можешь быть свободна», нет, это был скорее акт милосердия и заботы. На самом деле, к тем, с кем бы я была не прочь увидеться, можно было отнести только Свету, но это теперь было сложно осуществить. На девушку в один миг свалилось столько, что и врагу не пожелаешь. Мало ей было папы, который, получив второй шанс стать хорошим отцом, и его спустил в утиль, да матери, что ребёнком хотела привязать к себе мужчину, а на неё саму плевать хотела, тут она ещё узнала, что они преступники.

Я переживала, что Макс совсем забудет о сестре, ведь она — одно из напоминаний об ужасном семействе. Но, как ни странно, видя, в какую ситуацию попала девушка, он стал чаще говорить о ней, интересоваться, как она жила до их знакомства — именно от него я услышала безрадостную историю её детства. Понимая, что Светлане сейчас ненамного легче, чем ему было примерно в том же возрасте, он частенько задумчиво хмурился, вынашивая какую-то мысль. Когда механизм, запущенный им набрал высокую скорость, получив широкую огласку: люди любят такие истории, где человек, призванный стоять на страже закона, делает что-то ему противоречащее, да ещё и подобным образом, я узнала, над чем он раздумывал. Леонид долго не признавал вину, а ведь он единственный вменяемый живой, кому можно было хоть что-то предъявить. Конечно, цель Максима состояла не в том, чтобы засадить этого мужчину за решетку, а в том, чтобы раскрыть дело матери, но и оставить на свободе виновного — противоречило бы всему, чем мы живём.

— Как ты посмотришь на то, если я предложу Свете стать ее опекуном? — в вечер после предъявления обвинений и заключения под стражу его отца, задал вопрос, который я подсознательно ждала.

Когда пришло понимание, что мой мужчина не собирается на эмоциях обвинять ни в чем не повинную девчонку, я начала наблюдать за тем, к какому