Еще в начале апреля в Хабаровске на полную мощность заработал тракторный завод, выстроенный на станции Тихонькая. Если инженеров много, у них не возникают вопросы «что подрать и где жить», то ежти инженеры со скуки многое наделать могут — а тут они наделали новый мотор для трактора. Такой же, какие делались и в Петровском Заводе, только вместо четырех цилиндров инженеры поставили на мотор шесть. Трактор, получивший название «Тигр», получился почти таким же, как и в Забайкалье, разве что на фут длиннее капот вышел — но землюон пахал куда лучше «прототипа». То есть глубже пахал на пару дюймов, и по идее это должно было привести к росту урожаев. Пока это никто проверить не успел, но в поля Дальнего Востока теперь вышли только Тигры, а старые трактора уехали «в Европу». Потому уехали, что им здесь топлива не хватило, так как заправляли трактора «керосином», получаемым из угля: на американский денег уже не было.

Для размещения здесь тракторного завода была одна очень веская причина: поблизости нашлось неплохое месторождение железной руды и рядом со станцией поднялся металлургический заводик. Небольшой, с единственной домной на пять тысяч футов, но для тракторов чугуна хватало, а кокс уже готовый привозили из Петровского Завода. Потому, что там кокса получился «временный избыток»: две старые домны пошли под снос. Инженер Бобынин посчитал, что эти домны слишком много кокса потребляют на тонну чугуна, почти вдвое больше, чем «большие» домны-двадцатитысячники, и «старушек» снесли, после чего на из месте стали строит две новых ­– однако даже по самым радужным планам их закончить могли ну никак не раньше осени. А скорее всего вообще к следующей весне, так как всю оснастку теперь делали сами, на этом же заводе. И делали ее не очень-то и быстро: рабочих было, конечно, много, но вот опытных не хватало и в результате выходило очень много брака.

Тракторный завод в Гомеле заработал уже ближе к концу мая, и трактора там делались колесные, по образцу американских «харвестеров»… ну, слегка на них похожие. С моторами, которые привозились аж с Тихонькой: свое производство пока не наладили (в том числе и потому, что собственную литейку на заводе выстроить не успели). Зато трактора получались очень хорошие — в смысле, самостоятельно с территории завода выехать могли. И — по уверениям заводских инженеров — они потом еще месяц в полях проработать смогут без поломок. Вот только выделывать завод пока успевал хорошо если пять тракторов в сутки…

Зато трактора тут делались из отечественной стали: в Юрьевке завод рабочие запустить смогли. То есть приехал в Юрьевку Климент Ефремович, собрал хорошо ему знакомых пролетариев, посулил «манну небесную» (то есть нормальные пайки и зарплаты рабочим) — и уже в начале мая завод выдал первый стальной прокат. Немного, все же домнам и мартенам уже за четверть века было, да и качество проката было не лучшим (прокатным станам тоже четверть века недавно стукнуло) — но завод заработал. На треть мощности: запустить вышло лишь домну номер два, а первая и третья требовали весьма значительного ремонта — но хоть так. А товарищ Ворошилов, запихнув свою «пролетарскую гордость глубоко себе в… внутрь, лично трудился на расчистке и восстановлении 'инженерного дома», изрядно загаженного местной «советской властью»: товарищ Бурят какими-то неведомыми путями уговорил вернуться из Франции двух инженеров-металлургов, ранее работавших здесь на заводе ДЮМО — а они теперь собирались еще одну домну выстроить, причем такую, какая чугуна будет выдавать больше чем три прежних. И, поскольку товарищ Бурят ему лично сказал «сам завод разваливал — сам и восстанавливай», терпеть наглые запросы этих инженеров приходилось, да и еще долго, вероятно, придется: Климент Ефремович посчитал, что «сдать товарищу Буряту завод вдвое лучше прежнего» пойдет на пользу его собственной партийной карьере. Потому что прекращал карьерный рост тех, кто задачи не выполнят, Николай Павлович быстро и очень… бесповоротно.

В середине мая Иосиф Виссарионович решил «серьезно поговорить» с Николаем Павловичем. И в основном разговор шел о «политике партии», поэтому результатом разговора он остался сильно недоволен. И, хотя оба разошлись каждый при своем единственно верном мнении, особых изменений в этой «политике» не произошло. А из не особых…

В газете «Правда» наконец было опубликовано сообщение о том, что «группа контрреволюционеров» получила заслуженную кару. А еще в статье было разъяснение, что эти контрреволюционеры, выставив в качестве якобы вождя революции совершенно сумасшедшего человека, умудрилась украсть у государства больше миллиарда рублей. Вскользь говорилось, что и сам сумасшедший оказался не полностью спятившим, а потому тоже к разворовыванию казны руку приложил неслабо — но партия смогла разоблачить мошенников и воров, очистилась от подонков и мерзавцев — и теперь с новыми силами и совершенно чистыми помыслами ведет Россию к процветанию и богатству.

И вот последнее народ уже сам увидеть смог, так что статье все поверили. Настолько поверили, что только новых заявлений о приеме в партию к июлю поступило более трехсот тысяч. Что Николая Павловича особенно радовало — так это то, что слегка за двести тысяч заявлений поступило от крестьян. А Иосифа Виссарионовича очень напрягло то, что чуть меньше пятидесяти тысяч заявлений пришлось на «советскую интеллигенцию». И свои опасения он — как Генеральный секретарь ВКП(б) озвучил на очередной пленуме ЦК.

— Откровенно говоря, меня очень смущает то, что в партию начали стремиться мелкобуржуазные элементы.

— Откровенно говоря, меня тоже это настораживает, — отозвался Николай Павлович. — Ине, например, совершенно непонятны причины, толкающие разных там писателей и поэтов в партию. Разве может быть стимулом для этого то, что мы для бумагомарателей-большевиков строим буквально рай на земле? Придумываем им должности с большими окладами и роскошными пайками, никакой работы с них не требуем, позволяем им все, что угодно. Нет, никому и в голову придти не может, что это кого-то в партию вступить подталкивает!

— Издеваетесь, да?

— Нет, просто констатирую факт. В России уже создано всяких якобы культурных организаций больше двух десятков, и в них уже записано участниками тысяч пять дармоедов. Почему какой-то рифмоплет Кириллов, с русским языком находящийся в состоянии вооруженного нейтралитета, получает оклад жалования больше, чем директор завода Брамлея? Почему редактор никому не нужного журнала с тиражом аж в две сотни экземпляров сам получает зарплату как член