А доказательства-то? Все это — пустые слова.

Вместо ответа Старик швырнул в него острейший кухонный нож. Он неизбежно попал бы Дроздову прямо в горло, если бы не отменная реакция последнего. Он на лету перехватил нож, причем не за лезвие, а за рукоять. Это умение обращаться с оружием восхитило даже Ивана.

— Ты что?! — заорал на Старика один из четверых спутников Дроздова.

Но тот не мигая смотрел на своего врага.

— Ну? — сказал он. — Какие еще доказательства вам нужны? Кто еще может так запросто поймать нож, который летит прямо в горло? Кто-нибудь ожидал, что я брошу? Уверен, что никто. Дрозд тоже не ожидал. То есть его сознание не ждало. А подсознание — еще как ждало! Его слишком долго учили всегда быть готовым к опасности. Руки Дрозда работают раньше мозгов. Это хорошо для боя или тогда, когда в тебя летит остро наточенный нож. И это плохо, потому что не успевает человек подумать. Любой другой просто попробовал бы уклониться, убрать голову, а вы видели, что сделал Дрозд? Он просто поймал его. Он не мог не поймать — мышцы его зомбированы. Какие еще доказательства вам нужны? Документы? Их никто вам не предоставит. Мой информатор может много, но он не может всего.

Иван понимал, что все, о чем говорит Старик, правда. Дело даже не в этом остроумном доказательстве, которое Андрей Егорович придумал, хотя и в этом он где-то прав. Иван помнил свой бой с Дроздовым. Так драться мог только хорошо подготовленный человек. Не просто подготовленный, а суперподготовленный. Старик прав, безусловно. Если б он еще про информатора рассказал бы подробнее…

Дроздов словно подслушал эти мысли.

— Да, документы было бы неплохо посмотреть, — сказал он. — Но вы хоть назовите своего информатора, Андрей Егорович. А то как-то несерьезно получается, ей-Богу. Все это лирика, бред сумасшедшего. Раз нет документов, так назовите хоть информатора. Пригласим его, спросим, и если подтвердит убедительно — застрелюсь на ваших глазах: не вру, ей-Богу. Ну? Назовите имя!

Не назовет, понял Иван. А Дрозд проговорился. Мужики эти не поймут, но ошибка очевидна: стреляться может только офицер, для которого честь — превыше всего. Это было неотъемлемой частью тех, о ком как раз говорил Старик. Волей-неволей Дрозд выдал себя. Впрочем, это сложно. Так что мужики ничего не поймут.

— Нет, — отрицательно покачал головой Старик. — Информатора своего я не назову. А ты просто попробуй доказать, что я не прав.

— Э, нет, — невозмутимо отвечал ему Дроздов. — Как бы там ни было, мы все-таки не уголовники и строим, как ты правильно говоришь, общество справедливости. И в нем презумпция невиновности будет незыблемо присутствовать. Я не стану доказывать, что не виноват. А ты не сможешь доказать, что я виноват. К сожалению, это так. Нож? А что нож? Ну, поймал. При чем тут мышцы какие-то?

— Ты знаешь, что я прав, — в упор смотрел на него Старик. — Знаешь, Дрозд.

— Ничем не могу помочь, — невозмутимо гнул свое Дроздов. — Доказательств у вас, любезный, нет. А у меня — есть.

Все, как по команде, повернули головы и уставились на него.

Дроздов всем тонко улыбнулся.

— Да, милые мои, — сказал он. — Мне тоже есть что предъявить уважаемому Андрею Егоровичу.

Он замолчал и внимательно осмотрел всех, медленно поворачивая голову и взглядом фиксируя каждого. Выглядел он убедительно.

— Видите ли, милые мои, — начал Дроздов. — Я прекрасно знаю, зачем Андрей Егорович начал всю эту не слишком убедительную бодягу. Дело в том, что ему самому известно, что я знаю про него кое-что весьма любопытное, и заранее стал предпринимать ответные меры. И наворотил невероятную историю. Афганистан, секретные поручения, задания какие-то. В принципе чем невероятнее ложь, тем охотнее в нее поверят. Все это знакомо так, что даже противно становится.

Дроздов пристально посмотрел на Старика и тихо спросил у него:

— Значит, я — верный пес КПСС, Андрей Егорович? А вы диссидент? Инакомыслящий? Политзаключенный? Просто пострадавший за убеждения?

— При чем тут… — начал Старик, но Дроздов его жестко перебил:

— Молчать, Старик! А то я подумаю, что ты боишься выслушать мои доказательства. Итак, ты стойкий борец с коммунистическим правительством? Нет, Старик. Нет. Ты всю жизнь работал канцелярской крысой в Библиотеке имени Ленина. Ты был не крысой, нет, я ошибся. Ты был мышью. Но это мелочи. Ты выдавал книги. Знакомился с читателями. Среди них иногда встречались действительно диссиденты. Ты разговаривал с ними. Ты внимательно выслушивал их, иногда говорил о том, что все мы немного лошади при этом строе — или что-то в этом роде. Причем это были не обязательно настоящие диссиденты. Иногда это были просто молодые образованные люди, студенты, которым, конечно, не все нравилось в коммунистической системе, но так, чтобы активно протестовать против нее и уж тем более портить себе жизнь, борясь с ней, — этого не было. Ты знакомился с ними, разговаривал, слушал. Зачем? Искал единомышленников? Упаси тебя Боже. Ну? Что молчишь? Продолжать?

Старик снова бледнел, но теперь, как понимал Иван, от страха. Даже больше — от самого настоящего ужаса.

— Ну что, Святой? — ухмылялся Дрозд. — Так и будем играть к молчанку? Говори, разрешаю.

Старик не мог вымолвить ни слова. Было видно, что он испытывает сейчас настоящий шок: он явно не ожидал чего-нибудь в этом роде.

Наконец он открыл рот. И произнес только одно слово:

— Иван!

Это значило, что Иван, согласно их уговору, должен немедленно начать зарабатывать свои сто тысяч долларов. То есть вскакивать с места и крошить челюсти всем присутствующим.

Но ничего этого не произошло. Иван смотрел на Дроздова.

— Если я правильно понял, — спокойно проговорил он, кивая на Старика, — он был стукачом? Да?

Дроздов кивнул.

— Свои донесения он подписывал: Святой. Знаете почему? Потому что фамилия его — Святский. Не так ли, Андрей Егорович?

Один из спутников Дроздова спросил:

— Это точно?

— Тебе нужны доказательства? — Дрозд улыбнулся и головой кивнул в сторону Старика. — Посмотри на его лицо. Разве это не есть лучшее доказательство тому, что я вам рассказал?

На лице Старика действительно было написано самое неподдельное отчаяние.

— У меня и документ имеется, — добавил Дрозд. — Собственноручно написанный Святским Андреем Егоровичем, где он обещает сотрудничать с органами.

— Иван!!! — простонал Старик.

Тот покачал головой.

— Ты что-то путаешь, Старый, — сказал он. — Тебе не меня призывать надо сейчас, а Господа нашего Иисуса Христа. Покойся с миром.

Дрозд засмеялся.

— Молодец, Ваня, — проговорил он. — Впрочем, я на тебя с самого начала полагался. Я же знаю, что твое имя — условный знак к нападению на меня,