Важно и то, что это – не та пара, которая им видна, а пара-невидимка, страхующая друг друга. Надо сделать так, чтобы со стороны никто и не замечал, что люди находятся вместе, вроде каждый в отдельности идёт по своим делам.

Послал я людей и к начальнику охраны. Нам нужны карты или хотя бы схемы и здания, и подходов к нему, и прилегающих улиц: «Если не добудете схем и карт – рисуйте сами».

Мы с Колей, моим телохранителем и связистом, в определённое мною же по графику время поднялись вверх по внутреннему двору и вышли на верхнюю улицу через оцепление солдат и милиции.

И как только мы пошли по улице, я ощутил совершенно другую атмосферу по эту сторону забора, как будто бы два разных климата. Там, во дворе, внутри здания правительства, – и здесь, на улице. Как будто бы две разные температуры. Это ощущалось всем телом. В воздухе висели агрессия и напряженность. Внизу, на площади, это чувство усилилось. Совладав со своими эмоциями и постепенно успокоившись, мы стали привыкать к угрюмым и злым лицам. И постарались надеть на себя такие же «маски». Мы шли, как будто бы не вместе, но всё время старались контролировать друг друга. Я был ведущий, он – ведомый. Иногда было и наоборот. Он говорил: «Юрич? Обрати внимание…» Я отвечал: «Изучай…» – и он шёл вперёд, а я уже прикрывал.

Через какое-то время мы оказались на том самом месте, где как раз и погибли люди. Непроизвольно здесь все останавливались и начинали вертеть головами, и как-то общаться друг с другом. Милиция и военные, которых здесь тоже было немало, подгоняли всех дальше: «Не задерживайтесь! Проходите… Не задерживайтесь! Проходите!» Ровно десять часов назад здесь было столпотворение, кричали люди, а над ними уже витала смерть… Место было напитано отрицательной энергетикой ещё больше, чем какое-либо другое, и я повернул в сторону. Попробовал разговорить милиционера. Но он лишь буркнул: «Людей убили… много…»

Прислонившись к одной из стен, я стал внимательно вглядываться в лица прохожих. В лица женщин, в глазах их слёзы, печаль и непонимание… В лица взрослых мужчин, в которых увидел тоску и разочарование, и недоверие… В лица молодёжи, которая явно не понимала происходящее, но именно поэтому у них в глазах были страх и злость. Чем больше страха – тем больше ненависти. Ненависти – пока не определённо к кому-то конкретному, поэтому она пока направлена на тех, кто в оцеплении, а значит – на солдат! Было и много просто безразличных и праздношатающихся людей. В большинстве то была будничная толпа. А я пытался увидеть агрессию и злость и даже разглядеть готовящиеся преступления. Но, как ни старался, от меня, по крайней мере, здесь это пока было скрыто.

Сейчас это была улица молчания. Здесь не пытались разговаривать. Каждый, услышав свою версию происходящего, пришёл, чтобы понять, что же произошло. Именно здесь, в эти часы, в головах людей начало зарождаться что-то, чего не было раньше. Поэтому все молчали и думали о своём. Видно было одно: внутри у каждого, молодого и старого, было раздражение, непонимание и пока – безысходность. Ходили, думали, молчали…

Стало понятно, что ни одного человека – ни со стороны властей, которых после ночи заменили на других, ни со стороны митингующих, которые, вероятно, отлёживались и перегруппировывались, – здесь сейчас не было. А все остальные, бродящие вокруг Дома правительства, пользовались слухами.

Мы с Николаем свернули на улицу, уходящую от площади вниз. Пройдя по ней совсем немного, присоединились к группе людей, обсуждающих ночные события.

И опять – удивительное дело! На совсем небольшом отдалении от того места, уже на самой улице, ощущались спокойствие и доброта. Там наверху – энергия злости и смерти. Тяжело даже ходить и просто смотреть. А отошёл в сторону, чуть-чуть удалился от площади – ощущение, как будто бы вышел из зоны радиации…

Если хотите послушать толки о происходящем, присоединяйтесь к какой-нибудь толпе и с любого места разговора вы будете в курсе событий. Тут рассказывают про митинги в других городах, там – об Абхазии, что она выходит из состава Грузии… В одном месте мы услышали, как грузинская милиция помогала митингующим и спасала их от военных. Рассказали о героях-шоферах, которые отказались везти ОМОН и, благодаря только им, омоновцы на площадь так и не приехали: «Не было автобусов»…

Наслушались всего, даже слишком. Уже стало сложно ориентироваться: где факты, а где – героический вымысел? Пора пойти всё разложить по полочкам.

Вернувшись обратно, размышляя, каждый наедине сам с собой, стали поджидать остальных.

– А, кстати, где Хмелёв? – задал я вопрос, обращаясь сразу ко всем. – Сколько времени прошло, когда мы сюда приехали?

– Сейчас семнадцать… Прошло пять с половиной часов.

– Ну, наверное, так надо… Собирайтесь, будем подводить итоги.

Опять, сидя в комнате, стали делиться впечатлениями от услышанного. Рассказы, что и как было, шли один за другим. Здорово поработали, как заправские разведчики. Мы с Олегом были довольны. В конце попытались уже своими словами передать, что здесь произошло сегодня ночью…

Подводя итоги, я рассказывал, Олег дополнял. Что-то мы знали и раньше. Были удивлены какими-то разрозненными сведениями, но теперь всё сложилось в единую картину:

– В середине марта, точнее, восемнадцатого числа, заседает совет старейшин в Абхазии, на котором принимается решение…

– Это – неофициальный орган Абхазии…

– Решение «О выходе Абхазии из состава Грузии и вхождении в состав СССР как самостоятельной республики». Это и явилось искрой начала всех сегодняшних событий.

В ответ появилась националистическая сила, которая стала выступать против решения Абхазии. Первый митинг прошёл 25 марта, потом – 1 апреля…

– Получается, все выступления – это реакция на решение Абхазии…

– 4 апреля появляются лидеры: Гамсахурдия… Свиат, – ошибся я.

– Звиад, – поправил меня Олег.

– Звиад Гамсахурдия, какой-то скульптор Це… Це-ни-те… как его, чёрт возьми?

– Церетели…

– Церетели… Тоже мне, Микеланджело недоделанный… И ряд других. Здесь, на площади, 4 апреля сего года начинается бессрочная забастовка. За эти пять дней до сегодняшнего числа через площадь проходят десятки тысяч людей. Появляются лозунги, тоже не сразу, на третий-четвёртый день, – «Долой русский империализм!», «Долой СССР!» и что-то там ещё… Появились группы боевиков. Боевики – это националистически настроенные грузины из числа спортсменов и воинов-афганцев. Их достаточно много…

– Вооружены цепями, арматурой, палками. Есть и огнестрельное, охотничье оружие…

– Олег Евгеньевич, давай про военных…

– Мы прибыли сюда в среду, вчера, в 16 часов. За сутки перед нами здесь уже были из дивизии Дзержинского ОМСДОНа[91] – шестьсот пятьдесят человек. Их перебросили из Армении, где они находились, помогая после землетрясения в городе Спитак, и Кировобадский 345-й десантный полк, около четырёхсот человек.