Шрифт:
Закладка:
Ибо для путей Бога – препятствий нет.
Каждый из Владык взял своего ученика за руку, и двинулись мы за Владыкой-Главой к дверям лаборатории не так, как стояли, а по той очереди, как И. передавал нас. Поэтому я очутился вновь седьмым и шел со своим Учителем последним.
Глава X
Лаборатории стихий. Лучи путей человеческих. Их возглавляющие Великие Учителя, Светлые сонмы невидимых помощников, Их труд для человечества Земли. Неожиданное видение в седьмом луче
Место, где выстроились в ряд Владыки, оказалось дверями лаборатории. Самые двери ее были, очевидно, или ловко пригнаны к стенам, или открывались особым образом, потому что, хотя они и были высоченными, соответственно росту своих властелинов, но я заметил их только тогда, когда они широко открылись. Открылись они сразу, вызвав треск, точно много мелких электрических батарей разрядилось одновременно. И – что еще более странно – вокруг всего отверстия, которое образовывали эти двери-ворота, засверкала узкая полоса сине-красного огня, создавая овальную раму.
Я вспомнил слова Владыки-Главы, что лжеца и лицемера на пороге дома знаний сожжет огонь стихий.
Все Владыки шли с левой стороны, правой рукой держа ученика за руку. Так как я был выше всех своих друзей то, хотя шел последним, видел отлично всю внутренность здания. Оно было ярко освещено и вмещало в себе второе круглое здание, сплошь белое, как мраморное, с единственной лестницей, довольно узкой, с огромными и крутыми ступенями. Лестница насчитывала семь пролетов, кончаясь в каждом этаже балконом и снова подымалась вверх. Лестницы все были прямые, а балконы опоясывали все здание. Окон и в этом также не было.
Хотя мой новый Владыка-Учитель был не из самых огромных, но я приходился ему едва выше пояса и, держась за его руку, чувствовал себя совершенным ребенком. Он немедленно прочел мою мысль и молниеносно ответил мне на нее улыбкой, слегка пожав мою руку. Так много теплоты и дружелюбия было в его улыбке и пожатии, что я перестал чувствовать всякую неловкость первых минут знакомства и в моем сердце сразу все встало на свое место. Единственное, во что я весь погрузился, – в понимание великой задачи, перед которой я стоял.
Я молил Великую Мать и Флорентийца поддержать меня в эту величайшую минуту жизни, чтобы суметь вынести во всей чистоте сердца новые знания для моих братьев-людей.
Еще одно нежное пожатие моего Учителя-великана дало мне понять, что он снова прочел меня насквозь, и помогло моей сосредоточенности еще более углубиться.
Владыка-Глава, подняв руки вверх, произнес какие-то слова на совершенно не известном мне языке. Он держал руки поднятыми до тех пор, пока огонь рамы не сконцентрировался в большой шар в самом верху дверей, а затем сложился там же в чудесную пятиконечную звезду, сверкавшую такими невообразимо чудесными красками, каких мой глаз не мог себе представить существующими на Земле.
Все Владыки стали на колени и запели гимн. Не могу сказать, что именно так подействовало на меня в эти минуты. Сияние ли необычайной звезды или потрясающая гамма звуков, стеклянно-прозрачных, неземных, далеко не человеческих голосов, или же сам гимн, музыка которого не имела ничего общего со всем мною слышанным до сих пор на Земле, но я пал на колени и еще раз пережил то состояние блаженного небытия, в котором я очнулся в часовне Великой Матери. Я точно видел сразу всем сознанием, видел все насквозь, видел через толщу грозной двойной башни стихий всю пустыню, всю Землю, все Небо, и все было населено живыми существами, посылавшими нам свои благословения, мир и помощь.
Я увидел Флорентийца, благословлявшего меня широким крестом, я услышал его голос:
– Прижми к сердцу мой черный камень. Если сердце твое чисто, все зло, совершенное людьми, им неправедно владевшими, закончит свое существование.
Его сожгут огни стихий, а самым злым будет легче проходить свои страшные ступени искупления, если сердце твое подберет их слезу, а уста произнесут за них мольбу. Мужайся, сын мой, входи в бесстрашии и благоговении. И то, что вынесешь отсюда, перестанет быть тайной, только как твои знания и действия. Но самый факт, где взял ты свои знания, кто посвятил тебя в них, ты должен хранить в полной тайне до тех пор, пока не укажу тебе открыть ее людям.
Владыки кончили свой гимн, встали с колен, и звезда снова слилась в шар, а шар разлился огненной рамой по всей двери. Как только вся рама засветилась, Владыка-Глава, держа за руку Андрееву, переступил порог, а вслед за ним вошел в здание Ольденкотт со своим Владыкой. Хотя Владыки были худы, но так громоздки, что только двое могли одновременно подниматься по относительно узкой лесенке друг за другом.
Владыка-Глава, поднявшись на первый балкон-галерею, сейчас же открыл дверь первого этажа и скрылся в ней с Андреевой. Второй Владыка дошел до второй лесенки и скрылся с Ольденкоттом во втором этаже башни. Так постепенно все Владыки вводили своих учеников в свои этажи дома знаний.
Последними поднимались Бронский и я. По мере того как мы поднимались все выше, зрение мое все больше меркло, и, когда мой Владыка подвел меня к своей двери, я видел уже только своими обычными физическими глазами. Дивное состояние полного зрения насквозь, когда я видел не один крошечный кусочек места Земли и света в ней, но всю Вселенную, и понимал, что живу в Свете Жизни, теперь исчезнувшее, оставило во мне впечатление, точно я стал совершенно слепым. В первый момент это ощущение слепоты показалось мне печальным, но тут же я вспомнил слова И., который был уверен в моей устойчивой радостности, я улыбнулся моему новому Учителю, который все продолжал держать меня за руку. Он обратил мое внимание на то, что над нами возвышался еще один балкон и лесенка вела в самую высь купола, который так нестерпимо сверкал снаружи, даже в том сумеречном свете, что оставила после себя буря.
Когда я поглядел на крышу изнутри, она показалась мне не только не сверкающей, но даже матовой и непрозрачной. Но решить, в действительности ли она такова или это результат моего ничтожного зрения, я не мог. Целый ряд вопросов замелькал в моей голове: «Что представляет собою восьмой этаж? Не маяк ли здесь, вроде того, на каком я провел ночь
