Шрифт:
Закладка:
В уборную, едва поздоровавшись, скользнул молодой человек. Грязноватые локоны его были перевязаны коричневым сапожным шнурком. Плюшевые брюки ниспадали, как шлейф.
— Татьяна, кто это?
— Допустим, Женя. Мы занимаемся.
— Чем?
— Допустим, немецким языком. Ты что-нибудь имеешь против?
— Проследи, чтобы он вымыл руки, — сказала Лида.
— Как ты любишь все опошлить! — ненавидящим шепотом выговорила дочь...
Лида позвонила мне в час ночи. Ее голос звучал встревоженно и приглушенно:
— Не разбудила?
— Нет, — говорю, — хуже...
— Ты не один?
— Один. С Мариной...
— Ты можешь разговаривать серьезно?
— Разумеется.
— Нет ли у тебя в поле зрения интересного человека?
— Есть. И он тебе кланяется.
— Перестань. Дело очень серьезное. Мне в четверг передачу сдавать.
— О чем?
— Встреча с интересным человеком. Нет ли у тебя подходящей кандидатуры?
— Лида, — взмолился я, — ты же знаешь мое окружение. Сплошные подонки! Позвони Кленскому, у него тесть — инвалид...
— У меня есть предложение. Давай напишем передачу вместе. Заработаешь рублей пятнадцать.
— Я же не пользуюсь магнитофоном.
— Это я беру на себя. Мне нужен твой...
— Цинизм? — подсказал я.
— Твой профессиональный опыт, — деликатно сформулировала Лида.
— Ладно, — сказал я, чтобы отделаться, — позвоню тебе завтра утром. Вернее — сегодня...
— Только обязательно позвони.
— Я же сказал...
Тут Марина не выдержала. Укусила меня за палец.
— До завтра, — сказал (вернее — крикнул) я и положил трубку...
Лида приоткрыла дверь в комнату мужа, залитую голубоватым светом. Вадим лежал на диване в ботинках.
— Могу я наконец поужинать? — спросил он.
Заглянула дочь:
— Мы уходим.
У Тани было хмурое лицо, на котором застыла гримаса вечного противоборства.
— Возвращайся поскорее...
— Могу я наконец чаю выпить? — спросил Вадим.
— Я, между прочим, тоже работаю, — ответила Лида.
И потом, не давая разрастаться ссоре:
— Как ты думаешь, Меркин — интересный человек?..
Компромисс седьмой
(«Советская Эстония». Апрель. 1976 г.)
«НАРЯД ДЛЯ МАРСИАНИНА (Человек и профессия). Чего мы ждем от хорошего портного? Сшитый им костюм должен отвечать моде. А что бы вы подумали о закройщике, изделие которого отстает от требований моды... на двести лет? Между тем этот человек пользуется большим уважением и заслуживает самых теплых слов. Мы говорим о закройщике-модельере Русского драматического театра ЭССР Вольдемаре Сильде. Среди его постоянных клиентов испанские гранды и мушкетеры, русские цари и японские самураи, более того — лисицы, петухи и даже марсиане.
Театральный костюм рождается совместными усилиями художника и портного. Он должен соответствовать характеру эпохи, выражая при этом дух спектакля и свойства персонажей. Представьте себе Онегина в мешковатых брюках или Собакевича в элегантном фраке... Для того чтобы создать костюм раба Эзопа, Вольдемару Сильду пришлось изучать старинную живопись, греческую драму...
Сюртук, кафтан, бекеша, ментик, архалук — все это строго определенные виды одежды со своими специфическими чертами и аксессуарами.
— Один молодой актер, — рассказывает Сильд, — спросил меня: «Разве фрак и смокинг не одно и то же?» Для меня это вещи столь же разные, как телевизор и магнитофон.
Посещая спектакли других театров, Вольдемар Хендрикович с профессиональной взыскательностью обращает внимание на то, как одеты персонажи.
— И только на спектаклях моего любимого Вахтанговского театра, — говорит В. Сильд, — я забываю о том, что я модельер, и слежу за развитием пьесы — верный признак того, что костюмеры в этом театре работают безукоризненно.
Безукоризненно работает и сам Вольдемар Сильд, портной, художник, человек театра».
На летучке материал похвалили.
— Довлатов умеет живо писать о всякой ерунде.
— И заголовок эффектный...
— Слова откуда-то берет — аксессуары...
Назавтра вызывает меня редактор Туронок.
— Садитесь.
Сел.
— Разговор будет неприятный.
«Как все разговоры с тобой, идиот», — подумал я.
— Что за рубрика у вас?
— «Человек и профессия». Нас интересуют люди редких профессий. А также неожиданные аспекты...
— Знаете, какая профессия у этого вашего Сильда?
— Знаю. Портной. Театральный портной. Неожиданный аспект...
— Это сейчас. А раньше?
— Раньше — не знаю.
— Так знайте же, в войну он был палачом. Служил у немцев. Вешал советских патриотов. За что и отсидел двенадцать лет.
— О господи! — сказал я.
— Понимаете, что вы наделали?! Прославили изменника Родины! Навсегда скомпрометировали интересную рубрику!
— Но мне его рекомендовал директор театра.
— Директор театра — бывший обер-лейтенант СС. Кроме того, он голубой.
— Что значит — голубой?
— Так раньше называли гомосексуалистов. Он к вам не приставал?
Приставал, думаю. Еще как приставал. Руку мне, журналисту, подал. То-то я удивился...
Тут я вспомнил разговор с одним французом. Речь зашла о гомосексуализме.
— У нас за это судят, — похвастал я.
— А за геморрой у вас не судят? — проворчал француз...
— Я вас не обвиняю, — сказал Туронок, — вы действовали как положено. То есть согласовали кандидатуру. И все-таки надо быть осмотрительнее. Выбор героя — серьезное дело, чрезвычайно серьезное...
Об этом случае говорили в редакции недели две. Затем отличился мой коллега Буш. Взял интервью у капитана торгового судна ФРГ. Это было в канун годовщины Октябрьской революции. Капитан у Буша прославляет советскую власть. Выяснилось, что он беглый эстонец. Рванул летом шестьдесят девятого года на байдарке в Финляндию. Оттуда — в Швецию. И так далее. Буш выдумал это интервью от начала до конца. Случай имел резонанс, и про меня забыли...
Компромисс восьмой
(«Советская Эстония». Июнь. 1976 г.)
«МОСКВА. КРЕМЛЬ. Л. И. БРЕЖНЕВУ. ТЕЛЕГРАММА. Дорогой и многоуважаемый Леонид Ильич! Хочу поделиться с Вами радостным событием. В истекшем году мне удалось достичь небывалых трудовых показателей. Я надоила с одной коровы рекордное число[2] молока.
И еще одно радостное событие произошло в моей жизни. Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом!
Обещаю Вам, Леонид Ильич, впредь трудиться с еще большим подъемом.
ЛИНДА ПЕЙПС».
«Эстонская ССР. ПАЙДЕСКИЙ РАЙОН. ЛИНДЕ ПЕЙПС. ТЕЛЕГРАММА. Дорогая Линда Пейпс! Я и мои товарищи от всего сердца благодарят Вас за достигнутые успехи. Самоотверженный труд на благо Родины возвышает человеческую жизнь ощущением причастности