Шрифт:
Закладка:
Как поросенок под ножом мясника, усмехнулся про себя Бошан.
Гэмбл рухнул на землю, зажимая глаз окровавленными пальцами, и перекатился на бок. Бошан вогнал ему штык между ребер, перевернул обратно и заколол в сердце.
Стало тихо.
Бошан поднял голову.
Поле битвы снова утонуло в безмолвии. Не было слышно даже шепота ветерка. Люди по обе стороны баррикад опустили оружие и уставились на него с выражением искреннего недоумения на лицах. Казалось, будто Всевышний – или еще какое божество – взял и разом все прекратил.
С того места, где он стоял один посреди поля, Бошан устремил взгляд через вал южан на козлы, отгораживающие театр военных действий от стоянки, забитой рядами сверкающих на солнце легковушек, автофургонов и мотоциклов. Зрители – мужчины, женщины, дети – все смотрели на него. Некоторые отворачивались, закрывая детям глаза.
Из репродуктора грянула бравурная музыка. Бошан отчетливо расслышал женский голос:
– Это ведь настоящая кровь, да?
– Дэйв?..
Какой-то человек в форме конфедерата и шляпе с широкими опущенными полями бросился к нему. Вещевой мешок хлестал его по левому бедру. Увидев окровавленный труп Гэмбла у ног Бошана, он замер, побледнел и на мгновение потерял дар речи.
– Дэйв… Господи, старик… что ты наделал?!
Бошан огляделся по сторонам, снова улыбнулся и приставил острие штыка себе под самый подбородок, ощущая прикосновение остро заточенного лезвия к мягкой коже.
– Война – это ад, – произнес он и ударил штыком вверх.
Сэм Винчестер спал и видел сон.
…Он стоял перед панорамным окном в роскошном люксе отеля «Белладжио», и яркие огни Лас-Вегаса мерцали далеко внизу, как россыпь дешевой бижутерии.
У него за спиной ровный голос, доносившийся из плазменного телевизора с плоским экраном, читал инструкции по игре в блэкджек[38]. Этот самоучитель, настроенный на одном из каналов, работал круглосуточно семь дней в неделю.
Сэм не слушал.
Почему-то во сне он помнил, что приехал сюда играть и выиграл. Выиграл по-крупному. Обернувшись, он увидел груду фишек и ворох денег на неубранной постели рядом с пустой бутылкой из-под шампанского, торчащей из хромированного ведерка, наполненного наполовину растаявшим льдом.
Из телевизора доносился голос – легкая, ласкающая слух скороговорка уличного фокусника.
– Если игрок решает удвоить ставку, сначала он должен посмотреть на карты крупье, а потом заглянуть в свои. – Голос слегка оживился. – Как насчет тебя, Сэм? Ты знаешь, что на руках у крупье?
Сэм посмотрел на экран и увидел лицо, хорошо знакомое ему по другим снам и кошмарам, которые преследовали его каждую ночь.
Это был Люцифер.
– Сэм?
– Уходи, – сдавленным голосом произнес Сэм. Горло как будто сжимало горячими тисками, что-то терлось о кожу, сковывало голосовые связки. – Оставь меня в покое.
– Боюсь, что не смогу этого сделать, Сэм, – дружелюбно отозвался Люцифер. – Ни сейчас, ни когда-либо потом.
Сэм попытался ответить, но на этот раз из горла не вырвалось ни звука. Он даже дышать не мог.
– Посмотри на себя. – Люцифер вдруг оказался рядом с Сэмом. – Посмотри в зеркало и скажи, что ты видишь.
Посмотреть на себя? Что может быть проще? Зеркал в люксе хватало.
Он повернулся к ближайшему зеркалу, пытаясь нащупать пальцами то, что стягивало шею. Но разглядел лишь небольшую вмятину на коже.
За спиной раздался смех Люцифера.
– Вряд ли ты что-нибудь вспомнишь, когда проснешься, – произнес он почти сочувственно. – Но будешь знать, что я приду за тобой.
Сэм все еще не мог говорить. На шее отчетливо проявлялись синяки и темнели, принимая форму невидимых пальцев.
Страх – нет, паника – пронзила живот ледяным копьем.
Хотелось кричать.
Что-то подсказывало: если ему удастся хотя бы просто зашуметь, все прекратится. Уродливые отметины исчезнут, и он снова сможет дышать.
Но он не мог.
Он не мог.
И тогда…
– Эй! Эй, Сэм. Слюни подбери! – Чья-то рука трясла его, и не слишком ласково. – Хорош дрыхнуть! Просыпайся.
Сэм хрюкнул, дернулся и открыл глаза, поднимая голову от окна. Сидевший за рулем «Импалы» Дин насмешливо смотрел на него.
– Утрись, чувак, а то растекся, как глазурь на пончике.
Не говоря ни слова, Сэм потянулся к зеркалу заднего вида, наклонил его и, задрав подбородок, оглядел шею. Кажется, никаких следов, кожа чистая. Он незаметно выдохнул и откинулся на спинку кресла, испытывая скорее усталость, чем облегчение.
Дин снова покосился на него, сохраняя нейтральное выражение лица.
– Дурной сон?
– Можно и так сказать. – Сэм чувствовал, что Дин ждет продолжения, но зловещий образ уже таял в памяти, оставляя лишь смутное ощущение ужаса. Любые попытки пересказать увиденный сон лишь усилили бы подозрения брата. – Но я в порядке.
– Точно? – В голосе Дина звучало сомнение.
– Да.
– Хорошо.
И они поставили на этом точку.
Дин протянул руку, чтобы сделать погромче радио. Звучала одна из последних песен группы Lynyrd Skynyrd «Милый дом Алабама», заполняя тишину ревом гитар и грохотом барабанов. За последние полчаса эту песню крутили уже второй раз, но Дин упорно слушал ее.
Сэм отыскал на полу относительно чистую салфетку и вытер рот, потом скатал ее в шарик и выглянул в окно, осматривая окрестности. Перед ним мелькали густые леса из болотных сосен и крупноплодных дубов. За ними на многие километры простирались болота и топи, перемежаясь редкими плантаторскими домами, речушками и холмами – будто ничего не изменилось на этой земле, за которую бились солдаты Севера и Юга почти сто пятьдесят лет назад.
– Далеко еще? – спросил он.
– Тс-с! Я люблю этот проигрыш. – Дин прибавил громкость, когда зазвучало соло на гитаре, на мгновение растворился в музыке и снова вынырнул в реальность. – Извини, ты что-то сказал?
– Ты ведь понимаешь, что мы не в Алабаме?
– В Skynyrd тоже никого оттуда нет. – Дин пожал плечами. – Но ты знаешь, где они записали эту песню?
– Дай-ка угадаю… в Джорджии?[39]
