Шрифт:
Закладка:
Спустившись по ступенькам, он смотрит влево, останавливается, наклоняется и поднимает что-то из нагромождения глянцевитых, зеленых листьев. В груди Ди все замирает. Слишком поздно. Что бы ни представлял собой этот предмет, Тед его нашел.
Он выпрямляется. В его руке – небольшая сосновая шишка. Он крутит ее во все стороны и внимательно вглядывается в лучах утреннего света.
Когда он уходит из дома, Ди ждет двадцать минут и направляется к его жилищу, следуя тщательно разработанному плану. Затем звонит в дверь. А когда не слышит ответа, поднимает клапан на щели для почты.
– Эй? – кричит она в утробу дома.
Ей в лицо бьет тяжелый дух. В нем – пыль и закостенелое отчаяние.
– Эй! – опять повторяет она. – Это соседка, пришла помочь.
Правильные слова она придумала не сразу. Такие, чтобы их поняла маленькая девочка, но в то же время совершенно безобидные для любого, кто их услышит. На нее дышит дом. Но никаких других звуков не слышно.
Тогда Ди припадает губами к щели и шепчет:
– Лулу?
После чего ждет минуту, а затем и две. Но тишина в доме только сгущается еще больше.
День набирает яркость. Мимо, с собакой на поводке, проходит какой-то парень. О том, чтобы выломать дверь и войти, не может быть и речи. Рано или поздно кто-то обязательно заинтересуется, с какой это стати она околачивается на крыльце Теда.
Ди достает фонарик, становится на четвереньки и быстро осматривает кустики рододендрона. К лицу крохотными ручками липнет паутина. От адреналина бешено колотится сердце. Ей становится хорошо, она чувствует себя живой.
Кассета лежит, наполовину засыпанная сухой листвой. Взгромоздившийся на нее жук любознательно шевелит рожками. Ди смахивает его, засовывает кассету в лифчик и медленно выбирается из кустов. Напряжение постепенно спадает, ее пробирает озноб. Слева от нее по сухой листве движется какая-то длинная, тонкая линия. Она тихо ахает, пятится, выбирается из зарослей и больно ударяется голенью о ступеньку крыльца. Потом яростно бьет себя руками по голове, чувствуя фантомный вес чешуйчатого тела, свернувшегося у нее в волосах, и, задыхаясь, мчится к двери своего дома.
Сегодня наконец наступил день человека-жука. Это дело надо довести до конца. Ради Лорен. Единственное, в прошлый раз не надо было на него орать. Я видел, как после этого у него в глазах вспыхнул свет.
Прогулка доставляет радость. На улице жарковато, но все же терпимо. Я поглаживаю в кармане небольшую сосновую шишку, которую нашел у крыльца. Они мне нравятся, у каждой из них своя, неповторимая индивидуальность.
Я кладу ладонь на ручку двери и застываю. В кабинете разговаривает человек-жук. Раньше я ни разу не видел здесь других пациентов!
– Чертовы недоумки, – слышу я его слова, – из чертовых маленьких городков.
Меня охватывает странное чувство. Я стучусь, давая понять, что уже пришел, потому что взаправду уважаю чужое личное пространство. Его бормотание стихает, он приглашает меня войти.
Круглые глазки человека-жука за очками совершенно спокойны. В комнате больше никого нет.
– Рад вас видеть, Тед, – говорит он, – я уж думал, вы не придете. Вижу, у вас на лице и руках стало еще больше царапин.
– Это все кошка, – отвечаю я, – у нее сейчас трудный период. (Когда кладу ее в ящик, так и норовит разодрать мне лицо и без конца орет.)
– Ну, как дела? – спрашивает он.
– Отлично, – отвечаю я. – От таблеток мне лучше. Только заканчиваются они слишком уж быстро. Я подумал… Может, мне лучше не брать их непосредственно у вас, а взять рецепт и получать лекарство в аптеке?
– Можно обсудить вопрос увеличения дозы. Но я предпочел бы, чтобы таблетки вы брали все же у меня. Да и потом, в аптеке за них придется платить, а вам ведь этого не хочется, так?
– Думаю, нет, – отвечаю я.
– Вы записываете чувства в дневник? – спрашивает он.
– Ну разумеется, – вежливо говорю я, – все это просто замечательно, ваши советы мне очень помогли.
– Дневник помог вам выявить те или иные триггеры?
– Ну… – звучит мой ответ. – Меня очень беспокоит кошка.
– Та, которая лесбиянка?
– Ну да. Она постоянно трясет головой и дерет когтями уши, будто в них что-то застряло. И ей, похоже, ничего не помогает.
– И вас от этого охватывает чувство беспомощности? – произносит человек-жук.
– Ага, – отвечаю я, – не хочу, чтобы ей было больно.
– А предпринять что-то вы можете? К примеру, сводить ее к ветеринару?
– Э нет, – говорю я, – не думаю, что в ветеринарной лечебнице ее кто-то сможет понять. Никоим образом. Она ведь очень специфичная кошка.
– Но откуда вы можете это знать, если не хотите даже попробовать, а?
– По правде говоря, – слетают с моих губ слова, – я размышлял кое о чем другом.
– О чем же?
В его взгляде вспыхивают предвкушение и надежда. Мне чуть не становится плохо. Как же долго он ждет, когда я себя чем-то выдам.
– Помните, я рассказывал вам о телевизионном шоу про мать и дочь?
Он согласно кивает. В руке человека-жука неподвижно замирает ручка. Его глаза превращаются в два плоских, голубых кружка, устремленных на меня.
– Я все еще его смотрю. Сюжет там в последнее время усложнился. Понимаете, у той злой девочки, что все пытается убить мать, оказывается, есть… скажем так, вторая натура.
Человек-жук не шевелится, в упор глядя на меня, и медленно произносит:
– Такое действительно бывает. Хотя редко и совсем не так, как в кино.
– Но этот фильм не такой, как другие, – говорю я.
– Мне казалось, вы говорили, что смотрите не фильм, а телешоу.
– Совершенно верно, это действительно шоу по телевизору. И вот дочь в нем обычно девочка, но в некоторые моменты становится совсем… другой.
– Словно в ней заявляет о себе другая индивидуальность? – спрашивает он.
– Ну да, – отвечаю я, – будто она не одна, а их двое.
Если по правде, то даже два совершенно разных вида, но ему, думаю, я и без того уже сказал достаточно.
– Думаю, вы сейчас говорите о диссоциативном расстройстве личности, сокращенно ДРЛ.
Диссоциативное расстройство личности. Звучит как сломанный телевизор или стереосистема. А к Лорен никакого отношения не имеет.
Человек-жук пристально смотрит на меня, и я понимаю, что едва слышно бормочу про себя. Ему это наверняка кажется странным. Я твердо смотрю на него.
– Интересно. Даже очень.
– Раньше эта патология была известна как «раздвоение личности», – продолжает он, – ДРЛ новый термин, хотя до конца мы его по-прежнему не понимаем. В своей книге я уделяю данной проблеме огромное значение. По сути, можно даже сказать, что весь этот труд…
