Зажмурившись, Алекс вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух, прогоняя туман из головы. Открыв глаза, она удивлённо вздрогнула, не ожидая увидеть Роберта рядом, он почти вплотную приблизился к ней.

Они молча изучали друг друга. Наконец, он, словно бы на что-то решившись, опустил раскрытую ладонь ей на щёку. Жар от руки тут же послал лёгкую дрожь по всему телу.

Ладонь переместилась на затылок, пальцы зарылись в распущенные волосы, утопая в их шёлковой мягкости. Полуприкрытый ресницами взгляд Роберта задержался на чувственной линии её губ. Он немного наклонил голову, приближаясь. Губы Алекс разомкнулись, но не для того, чтобы принять его поцелуй.

–Значит, вовсе не похожа на его невесту,– произнесла Алекс.

Роберт застыл, затем слегка отодвинулся, не желая убирать пальцы из её волос. Но Алекс вывернулась, так что ему пришлось отпустить её. Приподняв брови, она проскользнула под его рукой, направляясь к выходу из беседки.

–Мужчины… – это прозвучало устало, с тонкой ноткой брезгливости в голосе.

Роберт моргнул, сбрасывая оцепенение. Перед глазами всё ещё застыл образ таких манящих, таких желанных губ. Ему казалось, словно апостол Пётр перед самым его носом захлопнул врата рая и широко в досаде развел руками, кивая в противоположном направлении.

Но туда он идти не желал и не собирался.

Он уже побывал в аду, в мире без Алекс, и возвращаться обратно не хотелось. Нет, он прекрасно прожил эти три года, у него было всё: деньги, почитание, слава, женщины… но не было главного. Того, что заполняет сосущую пустоту внутри. Эйфория от успеха – она проходит, у кого-то постепенно, у кого-то резко, у всех по-разному. И те же самые деньги, почитание, слава, женщины… уже тяготят, а окружающие люди превращаются в безликие тени, к которым ты, по сути, равнодушен. И всё вокруг заполнено этими тенями, пустыми равнодушными призраками, безразличными к тебе настоящему, лишь потому, что они никогда не знали тебя настоящего, а может ты и сам уже забыл, как быть им.

И вот тогда ты ощущаешь, что жизнь твоя всего лишь калька, а та бумага, с которой она переведена… недоступна. Больше недоступна, и та, которая когда-то была для тебя всем миром, что ты так небрежно разрушил… недостижима.

Но ты продолжаешь жить, не ощущая вкуса этой самой жизни. Всё вокруг пресное, бесцветное. И вот уже любимая работа не радует, вечера с друзьями не приносят желаемого удовлетворения, а женщина, лежащая рядом в постели, не согревает. Потому что она не та, потому что ей всё равно кто ты, потому что она знает твоё имя и большего знать о тебе не желает, да ты и сам не подпустишь её ближе лишь потому, что в твоей жизни уже была любовь, была та, кто знал о тебе всё, кто принимал тебя таким, какой ты есть, чьё прикосновение лечило любую горечь поражений, и чей поцелуй делал слаще любую радость от побед, и вам не нужны были лишние слова,– взгляда, вздоха, молчания – было достаточно, чтобы выразить всё, абсолютно всё.

А потом ты сам разрушил это.

И теперь не понимаешь, возможно, ли хоть что-то собрать заново.

–Алекс,– окликнул он удаляющуюся фигурку жены.

Она остановилась и обернулась. Он мог чувствовать печаль, что волнами исходила от неё. Сердце сжалось, протестуя.

–Что?– отозвалась, наконец, она.

За несколько шагов он преодолел разделявшее их расстояние. Потянулся, обвивая рукой её хрупкие плечи, понимая, что не вправе сейчас ничего требовать от неё. Да и не время, и не место. Они ещё поговорят.

«Обязательно поговорят»,– пообещал он сам себе.

Прижав не сопротивляющуюся Алекс к себе, посмотрел в её широко распахнутые глаза, в которых отражался свет от тонкого полумесяца застывшего где-то там, в невесомости.

–Давай уже быстрее доберёмся до нашей комнаты. Вечер выдался ужасно длинным.

–Да, и на удивление утомительным. С чего бы это?– попыталась пошутить она.

И они, восстановив своё хрупкое перемирие, зашагали к замку.

По молчаливому согласию ничего больше не предпринимать сегодня, они по чёрной лестнице, пробравшись в свою спальню, минуя веселящихся гостей, начали готовиться ко сну. Завтра у них будет целый день на разгадку тайны пергамента. А сегодня силы были уже на исходе. Подходить к расшифровке всё же стоило на свежую голову, а не засыпая на ходу от усталости.

Позже, лёжа в постели, каждый на своей половине, когда они уже были готовы заснуть после изматывающего путешествия по секретным ходам Касл-Ховарда, Роберт внезапно вспомнил то, о чём хотел спросить весь вечер.

–Алекс?

–Да?

–Помнишь, ты что-то заметила в той комнате, собиралась мне об этом сказать, когда нас прервали?

–Да, помню, меня, словно осенило,– слегка оживившись, прошептала Саша.

Зашелестели простыни, и она перевернулась на спину, взгляд поднялся к высокому потолку над головой, где на расписном плафоне темнели силуэты пастушек и херувимчиков.

–О чём именно ты собиралась сказать?

Алекс, не сдержавшись, зевнула и смущённо прикрыла рот ладонью. Усталость и безумные события прошедшего вечера накатывались на неё, как огромный снежный ком.

–Я хотела сказать, это странно, что Арундел не поместил вторую половину пергамента в своё личное хранилище с остальными бумагами. Зачем он выставил его на всеобщее обозрение?

–Эм… – задумался Роберт,– ну, это было приобретение на аукционе.

–Но не такое ценное, как остальные выставленные вещи. Тот же самый Рембрандт. Вспомни, какую смешную цену он заплатил за пергамент. По сути, он не мог предоставлять особой ценности. Зачем же тогда его было выставлять? С какой целью?

–Думаешь, это была приманка?– рассуждал Акимов.– Он ждал гостей?

–Вероятно, ждал и дождался, только вот желающих оказалось в несколько раз больше, чем он рассчитывал. В итоге, мы улизнули, кто-то ещё беспрепятственно выбрался по тайным ходам, а кому-то повезло меньше.

Её голос звучал всё тише и тише с каждым словом. Алекс засыпала, но пока ещё продолжала бороться с усталостью.

–Мы и остальные, словно мышки в сыре, разными обходными путями стремились к своей цели, а он наблюдал. Так что ли выходит?

Роберт расслышал её судорожный вздох, когда она попыталась отбросить сонливость.

–Спи,– усмехнулся он.– Завтра поговорим.

–Доброй ночи,– тихий голос был еле слышен.

–Доброй ночи,– ответил Роберт.

Через пару минут дыхание Алекс выровнялось, сообщая, что она погрузилась в глубокий сон.

Акимов лежал с открытыми глазами, размышляя над словами Алекс. В них действительно был здравый смысл. Но зачем это Арунделу? Как он замешан во всей этой истории, и что это за комната, на которую они сегодня наткнулись? С какой целью он собирал все эти пергаменты? Да ещё так умело скрывал своё хранилище? Чтобы хозяин поместья не планировал, явно не рассчитывал, что его «потайную комнату» обнаружат.