– Ну, убогая, – еле сдерживаясь, выдавил из себя Илка, – если ты даже этого не понимаешь…

– Не понимаю, – хладнокровно согласилась Фамка. – Мой отец был убит солдатами королевской гвардии, когда король Анастасий пытался отбить Липовец у Грегора-мятежника. Дед и бабка померли с голоду, когда город во второй раз осаждал самозванец. Дядю, брата матери, прикончили в порту прорвавшиеся в город речные пираты. Ну а за мать… за мать я, очевидно, должна отомстить лично Иерониму Избраннику, захватившему город. Ну и заодно наместнику, который не смог его отстоять. Многовато врагов получается. Всем мстить – жизни не хватит.

– Ты, убогая, ваще понимаешь…

– Я-то понимаю. Нам, убогим, сидящим в Норах, нет дела до вашей поднебесной грызни. Для этого мы слишком заняты.

– Чем же это вы заняты?

– Выжить пытаемся. А кто там, наверху, Заступник ли, Избранник ли, Афанасий, Анастасий или вовсе какой-нибудь Мавродий, нам без разницы.

– А как же честь?! – вскинула голову прекрасная Илана. – Как же верность присяге?

– Честь – дорогое удовольствие, – отрезала Фамка, – нам не по карману.

– Видать, ты не так уж много потеряла, – презрительно скривился Илка. Его тревожило, что Варка по-прежнему молчит.

– Что я потеряла – не тебе считать.

Илка вдруг понял, что сейчас она ему врежет, да не по-девчачьи, а грубо, по-уличному, как принято драться в Норах.

– Я не стану сравнивать, кто из нас потерял больше, – глухо сказал Варка, – и дело не в мести. Просто… если они лишатся главаря, королевская гвардия сможет выбить их из города, и тогда…

– Тогда они за все поплатятся, – прошипел Илка.

– Тогда мы сможем вернуться домой.

– У меня нет дома, – отчетливо выговорила Фамка.

– У меня есть. Крайн сказал, весной здесь начнется резня. Наверное, он знает, о чем говорит. Снова придется бежать. Снова голодать. Снова пытаться выжить. Ты первая не выдержишь. Или она, – кивок в сторону Ланки, – или он, – взгляд Варки уперся в дверь, за которой спал крайн, – я не знаю, что с ним сделают, если найдут. То, что ты предлагаешь, – дурь страшная и вряд ли удастся, но… так лучше, чем сидеть и смирно ждать, когда тебя съедят. Нам ведь никто не поможет… и так плохо… и эдак как нельзя хуже.

– Значит, ты согласен? – Илка старался ликовать не слишком явно.

– Я тоже пойду! – заявила Ланка.

– Дура! – в один голос выкрикнули Варка и Илка. Выкрикнули и испуганно покосились на дверь чуланчика.

– Не орите на меня, – Ланка царственно выпрямилась, развернула узкие плечи, – я дочь полковника Града, и честь для меня не пустой звук. Кстати, вы все равно стрелять не умеете.

– А ты умеешь? – ехидно спросил Илка.

– Представь себе! У прапорщика Алекса был такой.

– И что? – заинтересовался Илка.

– Ничего, – улыбнулась прекрасная Илана, – он давал мне пострелять.

Илка счел за лучшее не расспрашивать о подробностях, тем более что этот Алекс почти наверняка убит.

– Значит, так, – принялся рассуждать Варка, – выйдем в Колокольном и сразу наверх, на Гору. Мимо дома господина Лутвица, через цветник госпожи Хедвиги напрямик попадем к началу Садового тупика. Там я знаю хороший перелаз в Сады. А в Садах можно неделями скрываться, и никто ничего не заметит. Дойти до дворца – проще простого. Рано или поздно этот Иероним покажется в окне или выйдет наружу.

– Я не промахнусь, – сурово сжав губы, пообещала Ланка.

– Эти штуки бьют очень далеко. Никто и не поймет, откуда прилетела пуля, – с удовольствием вставил Илка, – пока догадаются – мы успеем уйти. Нас будут искать, но никогда не доберутся до Пригорья.

– В жизни не слышала ничего глупее, – заявила Фамка.

– Знаю, – вздохнул Варка, – а что делать?

– Лично я иду спать, – фыркнула Фамка и выскользнула из холодного чуланчика.

– Она все расскажет Крысе, – со злобой прошептал Илка.

– Не смей называть его Крысой! – возмутилась Ланка. – Если ты забыл – он спас мою мать!

– Не расскажет, – вздохнул Варка, – нет у нее такой привычки. В Норах те, кто лезет в чужие дела, долго не живут.

– А как быть с твоим «я в себе не волен»? – осторожно поинтересовался стремившийся к полной уверенности Илка.

– Так я же не просто так… не сдуру. Если я хочу рискнуть, так это и ради него. Будем все жить в нашем доме. Он травник, каких поискать. Будем работать… не пропадем.

* * *

В Пригорье давно стояла темная ночь, но над Липовцом еще висели стылые сумерки. На рухнувшую крышу давило низкое свинцовое небо. Впрочем, Варку не испугала бы и полная темнота. По родным Гнездам он мог ходить с закрытыми глазами.

Ланка завозилась, отряхивая с одежды золу, и звонко чихнула. Илка цыкнул на нее и вдруг, споткнувшись, налетел на какие-то доски. Доски дружно треснули. Варка тяжело вздохнул, надеясь, что в Колокольном, как и в прошлый раз, нет случайных прохожих. Осторожно выбравшись в бывшее окно бывшей кухни, они встали и осмотрелись.

Ни звука, ни огонька. Нижний конец Колокольного переулка терялся в сумерках, верхний упирался в темную громаду Горы с ее особняками и чинными аллеями. Варка спрятал нож в рукаве, лезвием вверх, покрепче сжал рукоятку. Ланка поплотнее запахнула душегрейку, под которой скрывалась заткнутая за пояс заряженная пищаль. Илка поправил под одеждой свое оружие.

Не заметив ничего подозрительного, Варка качнул подбородком в сторону Горы, и все трое тихонько двинулись вверх по Колокольному. В воздухе висела вязкая морозная сырость, снизу, с Либавской, тянулись волнистые полосы тумана.

Ланка понимала, что должна бояться, но страха не было. Полковник Град был бы доволен своей отчаянной дочкой. Впервые она вспомнила о нем без боли и печали.

Илка на ходу поглаживал пищаль, с наслаждением представляя, как встречается глазами с Иеронимом, как всаживает пулю в узенький желтый лоб…

Размытые туманом очертания темных домов не таили в себе никакой угрозы. Жители Колокольного переулка, и в лучшие времена люди тихие, либо давным-давно разбежались, либо и носа не смели высунуть на улицу. Да и что делать на улице ночью в осажденном городе?

Варка расслабился, успокоился. Нож из рукава перекочевал в более удобное место, за голенищем. Предстояло преодолеть несколько заборов. Не в зубы же его брать.

Варка усмехнулся, представив себя с ножом в зубах, и тут на него навалились, сразу с двух сторон, быстро и жестко. Так быстро, что он только секунд через пять осознал, что его тело отчаянно вырывается и даже врезало кому-то коленом в пах. Сзади раздался женский визг. Туман окрасился ярко-оранжевым, уши заложило от грохота. Варке вывернули правую руку, так что он уткнулся носом в колени и взвыл от боли, но временно ослабевший второй противник выпустил его левую. Недолго думая, Варка выхватил нож и не глядя ударил назад и вбок, в то большое и опасное, что нависло над ним. Нож вонзился в упругую мякоть. Это было так неожиданно мерзко, что Варка растерянно выпустил рукоять, вдруг ставшую скользкой и липкой. Человек позади него с хрипом и клекотом рухнул на колени.