Шрифт:
Закладка:
Лиам разражается смехом, который я полюбила. Ну, например. Он наливает вино, как профессионал, и вытирает лишние капли салфеткой. Мы выглядим как стильные люди, использующие настоящие бокалы, а не пластиковые.
— Выпьем за другой город и другую расу. — Он улыбается.
Я смешиваю свой бокал с его и делаю глоток. Жидкость охлаждает меня от жары августовского дня и близости Лиама.
Я осматриваю идеально ухоженную лужайку.
— Ты можешь поверить, что люди делают здесь предложение? Не думаю, что я когда-нибудь захочу сделать что-то настолько публичное.
Мы уже видели одно предложение, когда шли к нашему месту для пикника под звуки радостных возгласов толпы, разносящихся по площади.
— Ты скрытый романтик? Может, ты хочешь уединенное предложение? — его глаза танцуют, солнечные лучи отражаются от его радужки.
— Может быть. Я не знаю. Я никогда не думала об этом раньше, особенно с моими родителями и их неудачной попыткой любви.
Его брови опускаются вниз, а губы повторяют движение.
— Да ладно. Каждая девушка думает об этом.
— Не каждая девушка. Не спеши с выводами, ведь не каждая женщина мечтает о доме с тремя спальнями и собакой.
— Конечно, нет. Девушки мечтают о шикарных особняках с машинами Бандини, а не о собаках.
Его безумная картина любви заставляет меня смеяться до небес.
— Для человека, который говорит о том, как влюблены его родители, у тебя, конечно, мрачные взгляды на жизнь.
Меня осеняет осознание, когда его глаза отводятся от меня. Я пытаюсь отступить.
— Я не хотела об этом говорить.
Он сосредотачивается на Эйфелевой башне перед нами.
— Я знаю. Но так получилось. Я же не хочу быть раздражительным засранцем, который позволяет одному замечанию испортить мне настроение. Но в конце концов, ты права. Я не должен быть таким, но я такой. Потому что, конечно, у моих родителей самый лучший брак, но у них есть сын с самым худшим. Так что не имеет значения, с чем мы выросли, когда Лукас живет в ежедневном кошмаре.
— Ты говорил об этом со своим братом? Исходя из того, что ты мне рассказал, похоже, что он любил Йоханну. Я бы не стала считать это худшим браком. — Я не могу не задаться вопросом, рисует ли Лиам в своем воображении худшую картину того, как его брат справляется с этим.
— Даже если он не был худшим, у него не было хорошего конца. Черт, это не должно было закончиться, и точка. И нет, я больше не разговариваю с братом так часто. По крайней мере, не так, как раньше.
— Тогда кто ты такой, чтобы считать, что он живет этой ужасной жизнью? У него две прекрасные дочери, судя по фотографиям, которые ты мне показывал. Может, Йоханны и нет в живых, но память о ней живет в ее детях.
Глаза Лиама кажутся стеклянными, когда он поворачивает голову ко мне.
— Я не знаю…
— Ты прав. Ты не знаешь. — Я сжимаю его руку в своей и смотрю ему в глаза. — Это нормально — перестать мучить себя мыслью о том, как он живет. Может быть, тебе стоит спросить его, а не прятаться.
— Легко кому-то давать советы, когда он сам не испытал этого.
Я насмехаюсь.
— С тобой совсем не просто спорить по этому поводу. Легче было бы ничего не говорить. Сидеть сложа руки, наслаждаться нашим ограниченным временем вместе и уехать в итальянский закат, когда все будет сказано и сделано.
— Тогда зачем это делать? — его глаза держат меня в плену.
Я сглатываю нервы, желая произнести слова, пока не потеряла мужество.
— Потому что я беспокоюсь о тебе. Всякий раз, когда ты упоминаешь о своем брате, в твоих глазах появляется рана. Трагедия в смерти Йоханны заключалась не только в этом. Ты потерял часть себя, чтобы компенсировать пустоту от потери лучшей подруги.
— Я думаю, ты упустила свое призвание в психологии, — ворчит Лиам.
Я тихонько смеюсь.
— Нет. Мое призвание заключалось в том, чтобы все это время оказаться здесь, готовой надрать тебе задницу. Со мной ты был на подиуме больше раз, чем в прошлом году. Кстати, всегда пожалуйста.
Лиам одаривает меня лучезарной улыбкой, которую я чувствую до самых глубин своего сердца.
— Ты, Софи Мари Митчелл, там, где тебе и место. К черту бухгалтерию, ты слишком сексуальна, чтобы сидеть в кабинке целый день.
Лиам перешел от мрачного к юмористическому за один присест. Я позволяю ему отвлечься, продолжая наслаждаться нашим счастливым часом вместе.
Мы сидим вместе и наблюдаем за людьми, придумывая нелепые истории как о туристах, так и о местных жителях. Он потягивает вино, привлекая мое внимание к его губам, обхватившим ободок бокала. Те самые губы, которые я хочу поцеловать снова.
Я осушаю оставшееся содержимое своего стакана в несколько глотков.
— Полегче. — Его игривый голос заставляет меня сжать бедра.
И тут я вспоминаю о своей спасительной милости. Вся причина, по которой мы с Лиамом оказались вместе в этом бардаке, начало отношений, к которым я никогда не смогла бы подготовиться.
Я достаю из кармана список «К Черту!» и оцениваю пункты, которые я могу зачёркнуть.
— Я хочу спланировать, что делать дальше.
Его глаза темнеют. Я просматриваю некоторые пункты, размышляя, что я могу выбрать сама.
Лиам снова выхватывает список из моих рук.
— Суть не в том, чтобы планировать каждую мелочь. Думаю, в этот раз я сам выберу.
Прощай, контроль, увидимся позже.
— Нашел одно. Поцелуй перед Эйфелевой башней. — Лиам сжимает мою руку, притягивая меня вровень со своим телом, пока сильные руки удерживают меня рядом.
Я отталкиваюсь от его груди, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Что ты делаешь? Мы не можем целоваться здесь. Мы на публике! Это не то, что делают друзья с привилегиями. Они держат это исключительно в определенных границах, как друзья во внешнем мире и преимущества в спальне.
Его губы подергиваются от моего бессвязного бреда.
— Если ты ограничиваешь выгоду только спальней, то ты все делаешь неправильно. — Его глубокий голос проникает прямо в мое сердце, тупая пульсация выдает, как сильно я его хочу.
— Нам нужны четкие правила и ожидания в отношении того, что значит «друзья с привилегиями». Я думаю, у нас обоих разные представления.
— К черту правила и планы. Хватит так много думать.
Лиам не дает мне ни секунды на размышления о нашем статусе, потому что его губы находят мои, а его рука накрывает мое лицо. Свежий вкус белого
