«Ггх'лгха джекай Сайега пфх'гай д'вхоггл, микарой тек…»

Герберт закрыл книгу и развёл руками, впервые взглянув на отвратительное лицо титанической статуи.

«Тек Сайега дживайгх! Тек Сайега фхт'хгайн!», — закричал он, и стены храма приняли его слова и повторили их в бесконечно продолжающемся инопланетном бормотании.

Стены содрогнулись, и земля под его ногами медленно задвигалась, словно огромный жирный червь пытался выбраться наружу. Снаружи послышались смущённые вопли, но затем раздался крик такой громкий, что, казалось, он разрывал барабанные перепонки Герберта, и маниакальный бессмысленный гогот, который поднимался всё выше и выше, ужасный бессловесный звук триумфа и ненависти. В стенах храма появились трещины, и небольшие, но всё увеличивающиеся потоки пыли начали сыпаться вниз. Статуи рушились и разбивались, падая на пол. Над его головой по потолку с быстротой молнии расползались огромные трещины; большие куски камня отваливались и падали, но превращались в пыль прежде, чем достигали земли. Герберт упал на колени, зарылся лицом в грязь и судорожно зажал уши руками, тщетно пытаясь защититься от ужасных звуков.

Затем внезапно всё стихло, и на холм опустилась чужеродная тишина. Герберт медленно поднял голову. Он сидел на вершине Тёмного Холма, а храм исчез. Вокруг него на земле в разных позах лежали люди. Некоторые всё ещё извивались, их пальцы впивались в собственные головы, их лица были искажены в болезненных масках агонии. Другие тоже поднимались, их вытаращенные глаза выглядели испуганными сферами, ярко освещёнными всё ещё горящими кострами. Они посмотрели на Луну, большую зелёную Луну над долиной и холмом.

Затем послышался слабый, но быстро ускоряющийся звук воющего смеха, пронзительный визгливый и задыхающийся звук, который не смогло бы издать ни одно человеческое горло. Воздух начал двигаться вокруг Луны, как будто Луна являлась центром огромного чёрного облака, как раз перед тем, как перепончатые завесы разошлись в стороны, и люди увидели, что это был гигантский глаз, смотрящий на них сверху вниз. Вокруг глаза небо раскололось; открылись глубокие расселины, сквозь которые начала сочиться тьма, тьма чернее ночи, которая ползла вниз, как скопление скользких щупалец, принимая более определённую форму.

И вот наконец что-то встало, чётко вырисовываясь на фоне чёрного неба, что-то со щупальцами тьмы и зелёным светящимся глазом, нечто, что просто смеялось над ними безумным смехом.

Герберт повернулся и побежал, остальные тоже. Существо не последовало за ними, да в этом и не было необходимости. Его тень была повсюду в долине.

Сквозь свои собственные слои реальности Сайега смотрел вниз на миниатюрную долину, и в то же время он смотрел вверх через холм снизу и изнутри, где части его гигантского тела лежали, погребённые в подземных глубинах. Однако теперь уже не имело значения, какое тело принадлежало Ему, потому что, в конце концов, барьер рушился, реальности сдвигались и сливались в одно Существо, которое было Сайегой. И он ненавидел с силой и мощью эонов взращивания этой ненависти. У него не было глаз как таковых, но он ощущал реальность всеми щупальцами своего множественного тела, и поэтому он также наблюдал за разрушением храма, где эти идиотские существа веками поклонялись образу, который совсем не походил на Сайегу, потому что его форма менялась как и его собственная реальность. Эти идиотские существа поддерживали Его заточение, выставив стражей, но теперь пятиконечная звезда потеряла один из своих лучей; Старший Знак исчез. Не имело значения, что эти идиоты сделали всё это по глупости, даже месть, которую они ждали, была лишена каких-либо реальных эмоций, кроме ненависти. Месть требует причины, а Он не нуждался в причине. Это была всего лишь ненависть.

Герберт понял всё это, спотыкаясь и падая с Тёмного Холма, пробиваясь сквозь черноту. Его ноги соскользнули, когда земля снова задрожала под ними. Падая, он обернулся и увидел, что холм движется, как будто что-то большое выползает из-под земли, образуя гигантские кротовые норы и разбрасывая камни и растительность во все стороны. Затем вершина холма разверзлась, и из глубины появились они, неуклюже ползая на своих когтистых лапах, шевеля своими раздутыми кожистыми телами: Нагайе, существа, подобные тем, которых он видел в своих слишком реальных кошмарах. Непрерывный поток жабоподобных чудовищ поднимался из глубин холма, они были бледными и безглазыми, приспособленными к отвратительной жизни в туннелях и тёмных подземных пещерах. А вслед за ними появилось что-то ещё, фигура, бросившая свои желатиновые щупальца вверх, где они встретились с тёмной сущностью луноглазой тени, и они слились вместе, и стали единой отвратительной мерзостью, оскорблением всех законов земной природы.

Хнычущие и визжащие мужчины и женщины пробегали мимо Герберта, толкая друг друга в спешке. Некоторые падали и оставались на месте, пытаясь спрятать лицо в землю, чтобы скрыться от всевидящего зелёного глаза.

Это, должно быть, безумие, — хныкала маленькая частичка в мозгу Герберта. — Конечно, этого не может быть на самом деле. В конце концов, всё это чепуха, безумный эксперимент в псевдонауке, просто какие-то старые формулы и заклинания. Мне снится кошмар, и я должен проснуться. Боже, я должен проснуться, я должен проснуться, прежде чем тоже сойду с ума!

Его череп взорвался, осколки костей, казалось, впились в его мозг, и тогда он понял, что всё происходящее — реально. Что-то выползло из глубоких пещер его разума, что-то очень холодное и скользкое, и очень пугающее, потому что оно было и знакомо, и незнакомо его бодрствующему разуму. Когда Герберт медленно поднялся, то почувствовал, как его тело онемело, кровь в венах стала гуще, а затем и вовсе остановилась. В затылке у него мелькнула короткая белая вспышка, и сердце остановилось. Он поднял руки и увидел тёмные пятна, что начали появляться на них, поскольку ткани тела начали быстро разлагаться. Мягкие слои кожи, плоть, мышцы и сухожилия превратились в жидкую амёбоподобную массу. Его скрюченный язык пересох во рту, кусок твёрдого мяса упёрся в зубы, прежде чем рассыпаться в пыль, забившую горло. Его тело пошатнулось, когда он почувствовал, что его разум меняется, пытаясь спасти себя, в то время как тело умирало вместе с ним. Возникло мимолётное ощущение движения, чётко очерченного поиска чего-то, что, как знал его разум, должно было находиться там, в месте встречи где-то в бессмысленной пустоте, сквозь которую он бесцельно дрейфовал, а затем он сам…

Он смотрел вниз, на долину. Он наблюдал за множеством бегущих маленьких фигурок, а не так уж далеко от них он видел редкие микроскопические огни освещённых окон в деревне Фрайхаусгартен. Герберт находился где-то и нигде ещё; где-то в нём