Шрифт:
Закладка:
Старушки помнят по своим бабушкам, как это было. Они рассказывают, как выгоняли с хуторов. Как отнимали родительские дома и землю, как переучивали другому языку и перекрестили в конце концов из католиков в православных... В местечках, к счастью, не получилось. У иудеев не было много земли, и на них махнули рукой. Им удалось спокойно дожить до Гитлера без погромов. Да какие погромы, когда в стране три языка, и один из них - идиш. Когда в городах до 80% и больше еврейского населения и на порядок больше синагог, чем церквей, да и те - униатские. Только немецкие фашисты во время войны передали православным эти двуглавые европейские соборы вместе с костелами. А в Украине все это хотят сделать только сейчас. То, что русские и немецкие фашисты сделали у нас - с бабушками теперешних старушек. Однако их внучки не выросли злыми и угрюмыми. Наверное, потому что гены остались такие как были - от их бабушек. И в деревнях, и в городах. В деревне порой еще зовут на похороны католического священника, ксендза. А в городе - раввина. Хотя помнят, как упраздняли синагоги, а по домам в деревне ходили попы и не просто переманивали - но и запугивали, заставляли обратиться в другую веру, помнят, как убирали со стен костелов старые католические кресты и рисовали новые. И такие же ставили на перекрестках вместо прежних - странноватые, непривычные со многими перекладинами. Наши старушки все это помнят, поэтому и не верят, что русские придут с войной опять.
Я жила в этом чудном мире среди природы и улыбающихся старушек, гуляла по песчаной лесной дороге на Адутишкис, по которой уже не придешь в Литву. Бродила среди сосновых холмов с замшелыми кладбищенскими камнями. Шла мимо спрятавшихся в траве развалин поместья, где у древней вейморовой сосны поставили сейчас табличку с надписью "Шлях Наполеона". И останавливаясь у этой таблички, мыслями возвращалась в детство, когда не было здесь еще такой музейной таблички, но все знали: по этой дороге шел из Европы Наполеон.
И тогда, в детстве, я много раз представляла, как он шел здесь от Вильнюса со своими расфранченными солдатами. Шел летом, и в маентках его встречали с цветами, а потом шел зимой обратно, уже без цветов, оставляя под соснами покрытые снегом надгробья на свежих могилах своих солдат.
И стоя босыми ногами на этой древней дороге, вроде бы просто лесной песчаной дороге, но так хорошо проложенной, что не было на ней луж и грязи, я думала: а вот, если бы он остановился здесь, у нас, и не пошел дальше - на Москву. Ведь мы все-таки не Россия! А что, если бы Наполеон не перешел проклятую Березину - история бы пошла по-другому? А вдруг бы и вправду пошла - и была бы у нас сейчас Европа. А там, за Березиной - пусть бы была их дикая Московия. А умный Кутузов оказался бы еще умней. И не стал бы преследовать Наполеона за Березиной. И с тех пор войска Наполеона защищали бы нас от всех этих русских... И не пришли бы они сюда в тридцать девятом году... Потому что, может быть, стали б другими, подружившись, а не начав воевать с армией Наполеона. Франция бы их немного окультурила. Ведь был же у русских дворян в моде французский язык... И монархи как будто не враждовали? И, вспоминая детские мечты, я сочиняла эссе о причинах жуткой украинской войны, которая была от меня далеко... И тоже тогда казалось: нет, в третий раз русские не придут. А возвратившись в город, к своему компьютеру, много раз дописывала детали, ведь мозги никогда не дают покоя, чтобы только что-нибудь не изменить, пока не издано. Возможно, что это наследственность. Мой папа не стал хирургом, потому что знал про самого себя, что никогда не делает ничего с первого раза. Это нормально. Это свойственно дотошным людям. И только в хирургии абсолютно недопустимо.
А я всегда говорила: если бы Гоголю дали компьютер, он переписывал бы свои "Мертвые души" не семь, а семнадцать раз. Вот и я переписывала, меняла синтаксис, добавляла в текст то и другое, но по-прежнему от руки. И никак не могла заставить себя набрать все на клавиатуре. Запустить в компьютер. В интернет.
Не то чтобы задавалась вопросом: имею ли я право вообще об этом писать? Можно ли говорить такие вещи, о которых и знать не хочется... Или хуже - предсказывать самое ужасное впереди. Ведь есть, например, мат. Который запрещен. И устно. И письменно. Но мат, кстати, описывает вещи полезные для человечества, только почему-то очерняемые. Надо ли говорить о вещах, которые говорят о человечестве самое отвратительное и обидное? Озвучивать, как принято сейчас говорить. Оно есть и существует, и никуда от этого не денешься. Пусть все идет, как идет...
Но нет. Мы сейчас говорим: мир сошел с ума. Все сошли с ума. Все страны и все народы. Но особенно показательно сошла с ума Россия, начав вдруг кровавую полномасштабную войну - в наше время, в двадцать первом веке, и не на диком афро-мусульманском востоке, а у нас - в цивилизованном мире. И там, в России, с ума сошли все - как власть, так и народ - развязав, поддержав и не желая заканчивать настоящую, жестокую и невиданную еще по масштабам убийств и разрушений за столь короткое время, что прошло с начала войны. Русские не просто сошли с ума ВСЕ, проявив агрессивность безумцев и дикарей. Они проявили еще и показательную умственную неполноценность. Власть - заявив, что это не мы, мол, начали войну, а это все Украина и НАТО - на нас напали. И особенно эта умственная неполноценность властей проявилась в мысли, что весь остальной мир может этому поверить. А умственная недостаточность народа - в том, что он таки поверил этой чудовищной, несуразной и беспримерно наглой, циничной лжи.
Что могло повлиять на умственное состояние огромной части человечества? На человеческий мозг?
Мы говорим: коронавирус? Да. Несомненно.
По чему бьет "корона"? Нам говорили сперва, что по легким. Потом стали говорить - по сосудам. А что несет кислород и глюкозу в мозг, который управляет всем нашим поведением, мыслями и поступками и потребляет этого энергетического добра - глюкозы и кислорода - больше, чем
