А ведь и правда заведет.

Она у меня упрямая.

Каким-то вообще непонятным мне образом соня умудряется заснуть прямо сидя на мне. Минуту назад рассказывала о целебных свойствах котов, а потом как-то притихла и обмякла, и вот, пожалуйста — сопит мне в ухо и потихоньку иногда всхлипывает во сне.

Допиваю кофе, который она сварила самым отвратным образом, сгрызаю тост и отношу заразу в кровать. Она нехотя разжимает руки, когда пытаюсь уложить ее под одеяло, так что приходится сунуть вместо себя подушку, вокруг которой Одуван сворачивается клубком.

Я знаю, что нужно сделать.

Соня ждет от меня ребенка, хотя сама еще ребенок. А я, хоть и обещал развязаться со своей семейной жизнью, до сих пор не могу этого сделать. По причинам, которые даже не очень от меня зависят. Хоть это ни хрена меня не оправдывает - и тем более не оправдывает того, что крайним углом этого треугольника получается именно Соня. Это она встречается с женатым мужиком и ходит под угрозой родить внебрачного ребенка, и если уж на то пошло, то я прекрасно понимаю, что если грязь выползет наружу, именно Одуван первой попадет под раздачу. Так уж у нас повелось, что в любой ситуации с разводом всегда виновата та, «другая», а тем более если она моложе.

А виноват в общем-то только я.

Надо было думать головой, а не приятелем ниже, и сначала разрулить все с Инной, а уже потом набрасываться на Соню. На мне рвало крышу, тупо выкручивало мозг от одной мысли, что Младший приберет Одувана к рукам.

Пришло время сделать хоть что-то правильно.

Хоть это «правильно» вылезет мне боком — жопой чувствую.

Я выхожу в другую комнату, делаю пару звонков: один на работу, другой юристу, который держит руку на пульсе с документами о переоформлении фонда. Он до сих пор думает, что я тупая скотина, потому что поставил перед ними всеми невыполнимую задачу — за месяц сделать то, что очень с натяжкой можно сделать разве что за год. Теперь у меня тем более нет времени, и даже этот месяц — слишком много, когда мы с Соней почти в открытую нарываемся на неприятности.

В последний раз глянув на найденный в телефонной книге номер, желаю себе удачи и нажимаю иконку вызова.

— Привет, Денис, - охотно и дружелюбно здоровается Ларин.

Бедолага еще не в курсе, что, скорее всего, делает это в последний раз.

— Добрый день. Иван Дмитриевич. Мне с вами переговорить нужно, приватно.

— Что-то случилось? Проблемы с проектом?

— Это… В общем, не по работе.

«Это потому что я - старая кобелина, трахнул вашу дочь и скоро буду называть тебя «дед Ваня», а не «Уважаемый Иван Дмитриевич».

— Через час? — предлагает Ларин.

Я соглашаюсь. Мне теперь на все придется соглашаться, даже если он предложит встретиться в аду в третьей печи справа. И вообще не факт, что разгневанный папаша отпустит меня живым.

Прежде чем уйти, на всякий случай пишу Соне записку. В доступных выражениях объясняю, что у меня срочная встреча, от которой я никак не могу отвертеться, предлагаю ей спать, есть, отдыхать и дождаться меня, чтобы мы решили остальные насущные вопросы. И на всякий случай делаю приписку, если она вдруг после нашего доступного и внятного выяснения отношений снова исчезнет с моего горизонта, я больше не буду милым и понимающим Денисом.

Одуван сладко спит, только немного морщит нос, когда я на прощанье чмокаю ее в щеку и нарочно провожу колючим подбородком по ее щеке.

Надо же, я буду отцом.

Понятия не имею, насколько болезненно это все для меня пройдет, но впереди почти восемь месяцев, чтобы нарастить броню и не бояться страшного слова «подгузник».

С будущим «тестем» мы встречаемся в закрытом мужском клубе. Он вроде как для избранных, и на входе по добровольному согласию всех посетителей проводят лайт-осмотр на всякие записывающие устройства. Чтобы уважаемые джентльмены могли спокойно вести свои дела и не нарушать частную жизнь других уважаемых джентльменов.

Вся надежда на то, что Ларин не рискнет убить меня на глазах у мужских сливок общества.

Ларин как раз говорит по телефону, приподнимается, чтобы пожать мне руку, и продолжает что-то говорить. Довольно выразительно и явно с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить тон. Я невольно прислушиваюсь, когда он произносит Сонино имя. Кажется, разговаривает с женой и очень недоволен тем, что ему звонили из университета и уточняли, почему Соня перевелась на свободное посещение. Кажется, он еще со студенческих лет дружен с ректором .

Я заказываю бокал «Мартелла» и вспоминаю, что рассказала Соня. Наверное нужно сказать Ларину, что и в смене графика учебы его дочери тоже виноват я. Интересно, когда он меня убьет? Хотя, конечно, куда важнее вопрос «каким способом»?

Ларин со вздохом почти бросает телефон на стол и делает жадный успокаивающий глоток чего-то светло-янтарного из своего стакана.

— С этими детьми, Денис, такой геморрой. Они растут, и ты думаешь: ну вот, уже не орет по ночам, скоро встанет на ноги — и будет меньше головной боли. А потом они становятся на ноги —и пиздец, начинаешь с ностальгией вспоминать времена, когда все ограничивалось только ором. Мой тебе совет — не заводи детей еще лет пять. Или десять. Поживи для себя.