Возможно, это не так.

Чуть раньше дядя пришел проведать меня перед тем, как лечь спать. Я не упустила из виду то, что он почти не смотрел мне в глаза. Его темные круги стали более заметными, как будто он не спал несколько дней.

Вероятность того, что я являюсь причиной этого, делает мне больно.

Я не видела тетю с тех пор, как подслушала тот злополучный разговор, и это к лучшему.

Я все еще не знаю, как вести себя с ними.

Со стоном я отталкиваюсь от стола и бросаюсь на кровать. Бесполезно учиться, когда я часами читаю один и тот же абзац.

Я набираю сообщение Эйдену.

ЭЛЬЗА: Ты в порядке?

Я прикусываю губу, ожидая, что он прочитает.

Ничего.

Черт возьми.

Я бросаю телефон под подушку и закрываю глаза.

Утром все будет хорошо.

Маленькая рука обхватывает мою еще меньшую ладонь.

Тот, чье имя нельзя называть?

Я мельком смотрю на него, на его красивые брюки и туфли. Его взъерошенные черные волосы, ниспадающие на лоб, как шелк.

Он улыбается мне сверху вниз с огоньком в темных глазах.

Его улыбка подобна солнцу.

Редкому, но ослепляющему.

Мне нравится его улыбка. Это заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

Почему я не такая красивая, как он?

Я ведь девочка, верно? Я должна быть красивее того, чье имя нельзя называть.

– Теперь я могу произнести твое имя?

Он подносит указательный палец ко рту.

– Тс-с.

– Тс-с, – повторяю я, и мои глаза наполняются слезами. – Ма это не нравится.

Он крепче сжимает мою руку и ведет в сад за домом. Кусты растут по обе стороны от нас, как стены.

Папе не нравится, когда я прихожу сюда.

– Эти монстры здесь, – говорю я тому, чье имя нельзя называть.

– Тс-с. – Он указывает на дом.

Мама стоит у окна и подкрашивает губы красной помадой.

– Папе это не нравится, – говорю я, прячась за его спиной.

Тот, чье имя нельзя называть, ускоряет шаг. Я бегу трусцой, наблюдая, как его рука обхватывает мою.

Это знакомо.

Это безопасно.

Это… счастливо.

– Я скучаю по тебе. – Мой голос дрожит. – Мне одиноко без тебя. Ма иногда ходит к этим монстрам.

– Тс-с. – Он указывает вперед.

Он высокий, поэтому я наклоняюсь в сторону, чтобы заглянуть ему за спину.

Я резко останавливаюсь, ноги прилипают к траве.

Озеро.

Мутное, черное озеро.

– Нет, нет…

– Тс-с!

– Нет! Я туда не пойду. Я не хочу туда идти! – кричу я, мой голос срывается от рыданий.

Сердцебиение учащается, и все в груди ноет. Я пытаюсь отстраниться от того, чье имя нельзя называть, но его хватка усиливается.

Как будто он не может меня отпустить, даже если бы захотел.

Нет, пожалуйста.

В пасмурную погоду мутное озеро кажется почти черным.

Это озеро отняло у меня все.

Все.

– Илай, пожалуйста. Оно страшное.

Он останавливается, и его лицо превращается в размытое пятно.

– Тебе не следовало произносить мое имя.

Его рука выскальзывает из моей.

Мои пальцы сжимаются в кулак, когда я пытаюсь схватить его.

Нет.

Нет.

Его спина – единственное, что я вижу, когда он целеустремленно шагает к озеру.

– И-Илай?

Он не оборачивается.

Черный дым поглощает его так, что я едва могу его разглядеть.

Я бегу за ним на дрожащих маленьких ножках. Я спотыкаюсь и чуть не падаю.

– Илай, в‐вернись… Не уходи, пожалуйста… Мне т-так жаль… н-не… уходи.

Что-то теплое касается моих пальцев ног.

Я останавливаюсь на берегу озера.

Черная вода покрывает мои ступни, и конечности начинают дрожать.

Илай заходит вглубь озера. Видна только его голова.

– Илай! – зову я.

Я хочу пойти и спасти его. Я хочу вернуть его обратно, но если я это сделаю, те монстры в воде заберут меня.

Эти монстры забирают Илая.

– Илай, в‐вернись! Вернись!

Его голова исчезает под водой и не всплывает на поверхность.

– ИЛАЙ!!!

Я резко просыпаюсь, по моим щекам текут слезы.

Илай.

Илай…

Нет. Нет. Нет.

Это неправда.

Илай не делал этого.

Он не мог исчезнуть.

К горлу подкатывает тошнота, и я бегу в ванную. Падаю на колени на твердую плитку и опорожняю желудок.

Я остаюсь на коленях даже после того, как меня перестает тошнить, переводя дыхание.

Слезы текут по моим щекам и капают на руки.

– Илай… – всхлипываю я. – Илай – тот, чье имя нельзя называть.

Почему его нельзя называть по имени и почему его больше нет в моей жизни?

Я обхватываю голову руками и бью по ней кулаком снова и снова.

Почему я не могу вспомнить? Почему, черт возьми, я не могу вспомнить?

Мое сердце чуть не разрывается от сокрушительной волны горя.

Как будто мою грудную клетку вспарывают и разрезают на части, и все, что я могу делать, – смотреть.

Точно так же я наблюдала, когда Илай вошел в то озеро, а я не смогла последовать за ним.

Илай.

Кто, черт возьми, такой Илай и почему я вдруг чувствую, что потеряла большую часть себя?

– Илай… – Его имя вырывается сдавленным всхлипом.

Зуд под кожей впивается в мои руки, как иглы. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и снова и снова мою руки.

Я не останавливаюсь даже после того, как моя кожа краснеет. Я хочу вымыть руки отбеливателем.

Но даже это не сделает их чистыми, не так ли?

Я смотрю на свое растрепанное отражение в зеркале. Волосы торчат во все стороны, а глаза налиты кровью. Слезы оставляют дорожки на бледных щеках.

Это не просто какая-то боль.

Это хроническая боль.

Илай был кем-то важным из моего прошлого, и я стерла его точно так же, как стерла маму и папу.

Точно так же, как я стерла все остальное.

– Что с тобой не так? – шепчу я своему отражению. – Почему ты не можешь быть нормальной?

Знаете что?

Достаточно.

С меня хватит того, что я ставлю благополучие других превыше своего собственного. Я встречусь с дядей лицом к лицу и потребую, чтобы он рассказал мне все, что ему известно.

Я потребую, чтобы он отвез меня обратно в Бирмингем.

В течение десяти лет я думала, что смогу выжить, не зная своего прошлого.

Но без корней нет будущего. Я навсегда останусь в этом вихре эмоций и пугающих кошмаров.

И горя.

Сокрушительного горя.

Я едва могу дышать, когда думаю об Илае. Дядя должен сказать мне, кто такой, черт возьми, Илай.

Умывшись и приведя себя в порядок, я надеваю форму. Выходя из комнаты, я проверяю телефон,