Шрифт:
Закладка:
- Это непростой дом, Эжени. Ты сможешь видеть двери, если поклянёшься не причинять вреда дому и мне.
- Ну вот ещё, почему это я должна в чём-то клясться? И не подумаю, - Эжени поджала губы и скрестила руки на груди.
- Тогда чего же ты хочешь? Люсиль будет жить отдельно, на ужин я тебя приглашу. Есть у тебя с собой какое-нибудь занятие?
- Какое такое занятие? – не поняла Эжени.
- Что ты обычно делаешь дома? Рукодельничаешь? Читаешь? Играешь с младшими?
- Да устала я уже от этих младших, - сообщила девочка. – А читать и рукодельничать не люблю. Я люблю ходить на прогулку и в гости.
- Здешний лес – не лучшее место для прогулок воспитанной девицы, - сказала Рита. – Там узкие тропинки, и в твоём платье на них делать нечего. И в гости тут тоже ходить совершенно не к кому. Может быть, ты готова помогать Филиппу наводить порядок в библиотеке?
- Почему это я буду наводить порядок в библиотеке? Возьмите Люсиль!
- Я сейчас не о Люсиль, я о тебе. Может быть, ты умеешь готовить?
- Нет, матушка говорит, мне это не понадобится никогда.
- А тебя не отправляли в монастырский пансион? – изумилась Рита.
- Отправляли, там было очень скучно и ни капельки не интересно, - отрезала Эжени и задрала нос.
- А что тебе вообще интересно?
- Например, бал, - с готовностью пояснила девица. – У вас будет бал?
- Не знаю, - пожала плечами Рита. – Поглядим ближе к делу. Но сейчас так: комната в твоём распоряжении, ванная тоже. Люсиль не с тобой. Чем ты будешь заниматься до ужина – представления не имею. На ужин я тебя позову.
И закрыла перед ошалевшей Эжени дверь.
Теперь стучалась Люсиль, только не так напористо. Рита открыла дверь.
- Госпожа Маргарита, давайте, я буду что-нибудь делать. Не могу сидеть одна, совсем. И поклянусь, что там надо-то? Что вы барышне говорили про клятву?
И Люсиль бойко проговорила, что клянётся не вредить ни Рите, ни дому.
- Пойдёшь со мной в кладовую, мыть посуду?
- Чего не пойти-то, пойду!
Ну вот, хоть что-то.
Люсиль оказалась невероятной болтушкой. Или её прежняя хозяйка была болтушкой, и говорила обо всём на свете без умолку. Рита за два часа уборки узнала о городе намного больше, чем за всё время до того. Вот что значит – болтливая женщина! Уж конечно, Валентину до неё далеко.
А главное – она узнала, что кто-то покушался на госпожу Анну, но она осталась в живых. И в руках у неё нашли веер. И слава богу! Рите тот веер ни за чем не сдался, а хорошему человеку помог. Вот и славно! И пусть госпожа Анна поскорее выздоравливает.
Потом Люсиль помогла пожарить картошку и всю дорогу изумлялась.
- Надо же, какое дивное блюдо, и что, вкусно? Никогда не ела. А цыплячьи ножки у нас не так готовят. И салат не такой. Но пахнет очень вкусно. А заправить можно маслом с уксусом, пополам. И ещё Марта, кухарка госпожи Марморио, научила меня соус делать, я потом покажу, если хотите. А это что? Чай? Что это – чай? Настой из далёких восточных листьев? А вкусно? Ой, вкусно. А это что так пахнет? Как-как? Квас? Нет, мне не нравится!
Рита только смеялась – потом, мол попробуешь, холодненький, и тогда уже скажешь, нравится или нет. Но вообще девочка Люся, заморыш восемнадцати лет с тощими хвостиками над ушами, ей нравилась. Намного больше барышни Эжени Руа.
Барышню они забрали из комнаты перед ужином, и вид у неё был вовсе не цветущий. Юбка с одной стороны мокрая, с другой стороны вырван клок ткани. Аккуратная причёска растрёпана.
- Люсиль, не смей оставлять меня одну, поняла? – выпалила она, как только увидела служанку.
- Вы ж сами, барышня, сказали пойти.
- Но не насовсем же! Вот что ты делала?
- Посуду прибирала вместе с госпожой Маргаритой, а потом мы ужин варили.
- Лучше бы посидела со мной!
- Что с вами приключилось?
Оказалось, что приключилось много что. Умывальный таз сам собой перевернулся на платье, юбка зацепилась за откуда-то взявшийся гвоздь, волосы тоже всё время за что-то цеплялись.
- Так может, вас отвезти домой? – спросил Валентин.
- Никуда я не поеду, - отрезала Эжени.
Упрямая девочка.
- Ужинать пойдешь?
- Да.
Но за ужином оказалось, что её высочество не ест ни картошку, ни салат, и даже жареную курицу не жалует. Печенье поклевала – и всё. Ну, ничего, полдня диеты ещё никому не вредили.
Люся помогла барышне лечь спать и обещала прийти утром её умыть и одеть. И сама отправилась спать.
- Скажите, дорогие мои, это что за напасть? – спросила Рита, падая на стул и хватаясь за ножку бокала с вином.
- Это дочка Софии Руа, - пожал плечами Валентин. – А перед тем мы видели внучку Амелии Руа.
Но оказалось, что на самом деле напасть выглядит и зовётся совсем не так. Потому что поутру, прямо после завтрака в дом явилась из города целая толпа: снова мэр, и граф, и сыр Ламбер, и совершенно неизвестный Рите молодой человек очень самоуверенного вида.
- Госпожа Маргарита, это господин Донатьен Дюваль, следователь из столицы, - с преувеличенно вежливым поклоном произнёс Жермон Руа. – Он желает говорить с вами и осмотреть дом.
- Всё верно, желаю, - сурово сверкнул серыми глазами приезжий следователь.
- Что ж, приглашаю вас пройти в кабинет, - кивнула Маргарита. – Но скажите честно – для чего вам всё это сопровождение?
И кивнула на мэра и прочих. Раз беседы не избежать – будем беседовать, но хотелось бы не устраивать снова публичный балаган. Её жизнь тут и так весь город обсуждает – что она тут делает да во что одета, и кто у неё бывает.
- Ламбер, я вас не задерживаю, - тут же отреагировал следователь. – Господин Руа, я благодарен вам за представление и рекомендацию, но дальше справлюсь сам. Господин граф, а вас я попрошу поучаствовать в разговоре.
Ламбер повиновался и полез в экипаж с глухим ворчанием, граф молча поклонился, а господин Руа спросил:
- Где моя дочь, госпожа Маргарита?
- В своей комнате, - пожала плечами Рита. – Вам её пригласить?
- Будьте любезны, - кивнул мэр.
- Может быть, вы её совсем домой заберёте? – поинтересовалась она. – Как-то ей тут не по душе пришлось. Валентин, будь добр, пригласи Эжени, скажи, что отец её зовёт.
Валентин отправился наверх, а Рита повела следователя, мэра и графа в кабинет. Пригласила войти, сама взгромоздилась за стол.
- Скажите, госпожа Маргарита, каким образом вы унаследовали это… необычное сооружение? – спросил Дюваль.