обоих. — Хотя… да. Расскажи мне что-нибудь.

Китнисс задумывается, моя просьба вводит ее в какой-то транс. И она отвлекается от своих мыслей только через пару минут.

— Что-нибудь веселое, — продолжаю я, — расскажи о своем самом счастливом дне.

Она тяжело вздыхает и опять уходит с головой в раздумья.

— Я тебе уже рассказывала, как добыла козу для Прим? — хочу сказать ей, что она мне вообще ничего никогда не рассказывала, но вместе этого просто качаю головой.

И она начинает рассказывать мне о том, как достала деньги, продав мамину брошь, и хотела купить ткани для платья или сладостей, но вместо этого увидела почти мертвую козу около дома козовода. Она вспомнила, насколько Прим любит животных и решила, что это лучший подарок на день рождения. Только вот беда — козу подрал какой-то зверь, и у нее началось заражение крови. Шансов выжить почти нет, но она вовремя вспомнила, что ее мама лекарь, и она, возможно, сможет вылечить беднягу. И Китнисс решила рискнуть. Прим, увидев подарок, была безумно рада, а мама сказала, что постарается помочь. Потом она стала рассказывать, как Прим с мамой прикладывали к ране травы и поили ее отварами.

— Прямо, как ты меня, — говорю, но она несогласно машет головой.

— Мне до них далеко. Они творят чудеса. Та животина не умерла бы, даже если бы захотела.

Китнисс бросает взгляд на мою ногу и поджимает губы.

«Да, любимая, ты совершенно права, мне крышка, как бы сильно я ни мечтал остаться с тобой», — думаю я, но вслух произношу:

— Ничего. Я ведь не хочу. Рассказывай дальше.

— Да я уже почти закончила. Козу назвали Леди. Помню, что еще в ту ночь Прим легла вместе с ней на подстилку, а коза лизнула ее в лицо, будто пожелала спокойной ночи. Она сразу влюбилась в нее.

— Понимаю, почему этот день был для тебя счастливым, — представляю, как та малютка, которую выбрали на Жатве, улыбалась и прижимала к себе козу. Китнисс ради нее на все готова, и, если Прим счастлива, Китнисс счастлива тоже.

— Еще бы. Я знала, что коза для нас настоящая находка, — серьезно отвечает Китнисс. Наверное, хочет сгладить всю эту милую историю своими прагматичными выводами.

— Конечно, — усмехаюсь я. — Именно это я и имел в виду. Какое значение имеет радость твоей сестры? Сестры, которую ты так любила, что пошла вместо нее на Игры.

— Коза действительно себя окупила. И не один раз, — продолжает тем же тоном Китнисс.

— Ну как же. Иначе бы она и не посмела. После того, как ты спасла ей жизнь. Я тоже постараюсь себя окупить…

— Правда? — Китнисс легонько толкает меня в плечо. — Напомни-ка, сколько ты мне стоил?

— Кучу хлопот, — усмехаюсь я, хотя на самом деле так и есть. — Не беспокойся, я все верну.

— Ты мелешь чепуху, у тебя, наверное, бред, — она улыбается и ощупывает мой лоб. Как только пальцы прикасаются к моей коже, она пылает, и ее ладонь кажется ледышкой. — Нет, жар немного спал, — говорит девушка и сразу же начинает бегать по пещере глазами, чтобы как-то перевести тему.

Звук труб заставляет нас обоих вздрогнуть. Китнисс срывается с места и бежит ко входу в пещеру. Тоже начинаю прислушиваться. Но в этот раз ничего полезного нам не объявляют. Просто Темплсмит приглашает всех на пир у Рога Изобилия завтра на рассвете. Очередная ловушка…

Китнисс уже разворачивается, чтобы идти на свое место, как Клавдий, будто читая наши мысли, продолжает:

— А теперь самое главное. Полагаю, некоторые из вас уже решили отказаться от приглашения. Так вот, пир будет необычным. Каждый из вас крайне нуждается в какой-то вещи, — тут он попадает в точку. Для того, чтобы выжить, мне нужно лекарство. — И каждый из вас найдет эту вещь в рюкзаке с номером своего дистрикта. Советую хорошо подумать, прежде чем принимать решение. Другого шанса не будет.

Последнюю фразу он выговаривает особенно четко, как бы показывая, насколько мы от них зависим.

Черт. Насколько же глупо я поступил, когда поддался соблазну и дал Китнисс себя найти! Не знаю, как, но я обязан отговорить ее.

Наши взгляды встречаются, и мне хватает полсекунды, чтобы понять, что выбор она уже сделала.

Глава 22. Пир

Китнисс замирает на месте и смотрит в никуда. Этим взглядом все сказано, в голове уже выстраивается план по краже рюкзака с номером 12.

— Нет, — говорю я, дотрагиваясь до ее плеча, — ты не должна рисковать ради меня!

— С чего ты взял, что я собираюсь? — девушка делает вид, что удивляется моему вопросу, но при этом старается не смотреть мне в глаза, они бегают из угла в угол.

— Значит, ты не пойдешь.

— Конечно, не пойду, — она отмахивается рукой, будто я сморозил глупость. — Даже не сомневайся. Что я, сумасшедшая, лезть в драку против Катона, Мирты и Цепа? Пусть они перебьют друг друга, и тогда будем думать, что делать дальше.

Глубоко и специально громко вздыхаю.

— Ты совсем не умеешь хитрить, Китнисс. Не знаю, как тебе удавалось до сих пор выжить. «Я знала, что коза для нас настоящая находка. Жар немного спал. Конечно, не пойду», — передразниваю ее. — Никогда не берись играть на деньги. Проиграешься в пух.

— Вот так! — она хлопает руками по полу. — Что ж, я пойду. И меня не остановить.

— Я пойду за тобой. Сколько смогу. До Рога Изобилия не дотяну, но буду орать твое имя, пока кто-нибудь не придет и не прикончит меня!

— Ты с этой ногой и десяти шагов не сделаешь.

— Тогда буду ползти. Если идешь ты, я иду тоже.

Понимаю, что эта угроза звучит глупо и смешно, но я в отчаянии. Удивительно, но дурацкое заявление производит на Китнисс нужное влияние.

— И что ты прикажешь делать? — в ее голосе звучит тревога. — Сидеть и смотреть, как ты умираешь?

— Я не умру, — говорю я твердо. — Обещаю. Если ты обещаешь не ходить.

Я не должен давать подобные обещания, потому что не смогу гарантировать их исполнение. Но кто обижается на мертвого парня, который просто хотел защитить свою любимую? Китнисс закатывает глаза и прижимает ладошку ко лбу.

— Тогда дай слово во всем мне подчинятся. Пить воду, будить меня, когда я скажу, и съешь весь суп, каким бы противным он не был!

При мысли о еде у меня скручивает живот, но отступать, когда она почти согласилась, нельзя.

— Даю слово. Суп готов?

— Сейчас принесу.

Что-то мне не сильно все это нравится. Китнисс так быстро отказалась от своей идеи ради того,