Вера покачала головой. Перед глазами все расплывалось.

– Жаль. Никогда не бывали в Вене? Картина висит в Венском музее истории искусств. Именно в «Трех философах» зашифровано название трактата Тадео Контарини «Arbor vitae». А дальше, спросите вы? Джорджоне умер и не смог выполнить заказ. Но он передал тайные знания своему закадычному другу – Тициану. Они вместе учились у Беллини, расписывали фресками дворец Фондако-деи-Тедески в Венеции. Тициан дописывал «Спящую Венеру» после смерти Джорджоне и его же «Сельский концерт».

– Вы сказали, что я видела, как выглядит Тадео Контарини… – осмелилась напомнить Вера.

– Верно, видели. И мы сейчас отправимся взглянуть на него еще раз. Я буду следовать за вами, а вы ведите меня к восточному крылу.

– Что вы хотите?

– Чтобы вы провели меня в подземелье, где Рене Ардити спрятал свою коллекцию. – И он ткнул ее в спину дулом огнестрельного оружия, которое Вера видеть не могла.

Она знала, как попасть с холма к восточному крылу, этим путем они ходили с Даниелем. Петляя по дикому лугу, они шли под потоками слепящего солнца. Наверняка дед выбрал именно эту дорогу, чтобы подойти к замку незамеченным.

– Тициан написал множество полотен, запечатлевая строчка за строчкой таинственный трактат Тадео Контарини, но потом в его деятельности наступил период затишья. Возможно, он бросил затею, решив, что его друг бредил перед тем, как его настигла смерть.

– Джорджоне умер от чумы, – сказала Вера, вспомнив, что про этого художника рассказывала ей бабушка.

– Верно. Джорджоне был влюблен, а его пассия лежала при смерти в госпитале на острове Лазаретто Нуово. Художник решил принять смерть вместе с возлюбленной. Прежде чем отправиться в лазарет, он передал тайные знания другу.

– Сумели выкрутиться, – пробурчала Вера.

– Я все детали проверил. Все, что можно было проверить и что нельзя, пользуясь такими источниками, о которых даже французская разведка не знает. Орден розенкрейцеров существует, и некоторые политические деятели пользуются секретом долголетия из «Arbor Vitae». Современников вам не назову, себе дороже, но вот вам еще один исторический пример – Альфонсо I д’Эсте, герцог Феррары. Он заказывает несколько полотен Тициану после того, как до него каким-то чудесным образом дошло знание о «Arbor Vitae», возможно, герцог повстречал Контарини, а может, через Эразма Роттердамского. Могилы этого герцога нет в усыпальнице дома Эсте. А все потому, что он не умер. Уверен, что здравствует и ныне.

– Откуда вам все это известно?

– Свои источники. Но в основном я пользуюсь методом Томаса Эдисона – набираю в свой штат юных студентов академий искусств, помешанных на истории и мечтающих стать успешными галеристами. Они роют землю, как кроты. Остается только сверяться с тем, что раздобыл сам. Первого Тициана мне достал такой студентик из Школы Лувра, правда он уже давно расстался с жизнью.

– Все равно я ничего не понимаю… Бессмертие в картинах, Тициан, Джорджоне, розенкрейцеры… Какой винегрет! И как вам все это пришло в голову?

– Я увидел тициановского «Христа, несущего крест» в Венеции в Скуола Сан-Рокко и узнал его – Контарини. И все встало на свои места… Но вы забегаете вперед, мадемуазель Вера. Кое-что я оставил на десерт. После вмешательства герцога Тициан продолжает работу, его картины вновь пестрят символами и знаками. Но читать их сложно, в них нет системы, зашифрованная информация противоречива. Тут появляется на арене Ганс Гольбейн Младший[24] и создает четкий, продуманный алфавит, называемый «Азбукой смерти». Слышали о таком?

Вера собрала брови на переносице. Все это ей что-то напоминало. Картины, азбука смерти, библиотека Эскориала… Очень знакомо. Но когда тебе тычут пистолетом в спину, память работает хуже, чем обычно, к тому же дедушка Абель подгонял ее, продолжая рассказывать.

– Ганс Гольбейн зашифровал все символы, назначив каждому букву. Его гравюры увидели свет в 1524 году. А в 1526-м Тициан заканчивает «Вакханалию», картина пестрит символами, их там огромное множество. Она принадлежит мне, но сейчас висит в Прадо.

Когда он произнес название мадридского музея, Вера опять ощутила, как в голове вспыхнула очень четкая цепочка: картины, «Азбука смерти», библиотека Эскориала, музей Прадо. Но воспоминание не явилось в виде четкой мысли или картинки, лишь клубился туман, за которым прятался ответ, разгадка. Вера не могла его нащупать.

– В «Вакханалии» Тициан зашифровал множество букв, около трех сотен. По крайней мере, я нашел столько. Но вот беда: как сложить триста букв так, чтобы получился осмысленный текст? Я перепробовал множество комбинаций, но ничего не вышло.

– Когда вы начали этим заниматься?

– Вот уже десять лет, как я ищу эликсир бессмертия. Время идет, года утекают, а я все еще топчусь на стадии расшифровки. «Наказание Марсия»… Я так обрадовался, что мне попалась одна из последних работ Тициана! Три картины, которые он написал в конце жизни, находятся в коллекции Рене Ардити: «Марсий», «Святой Иероним» и «Коронование терновым венцом». И все три Сильвия Боннар вывезла из музеев, чтобы наглым образом продать. Знаю только, что она ведет переговоры со старшим сыном греческого магната Ставроса Ниархоса, у которого в коллекции почти весь Ван Гог, и с братьями Нахмад, коллекция которых находится на территории Швейцарии, – они просто акулы в арт-бизнесе. Вы не знаете, мадемуазель Вера, сколько картин в мире принадлежит таким, как эти люди. Если сегодня вы видите полотно в музее, не факт, что оно будет висеть в нем завтра. Если Сильвия продаст Тицианов, то мне не успеть прочесть их. Пока картины вновь не окажутся в музеях, пройдет время, а мне уже девятый десяток.

Он говорил так же воодушевленно, как Даниель, когда пытался спасти полотно Бэнкси.

– Но ведь можно воспользоваться хорошей фотографией, – удивилась Вера и невольно обернулась, увидев черный плоский пистолет в старческой, покрытой пигментными пятнами руке.

– Вперед. – Дедушка Абель не слишком нежно развернул ее и ткнул дулом в область лопаток. – Мы почти пришли.

Они обошли восточное крыло сзади, двигаясь едва не над пропастью, и оказались около каменной шахты, которая спускалась от балкона и уходила под фундамент замка. Вера сразу же узнала маленькую дверцу, оплетенную ветками бугенвиллеи. В руке Абеля показался ключ, но выполненный из блестящей стали – дубликат. Он открыл дверь, велел Вере достать свой телефон и включить фонарик.

– Дайте мне телефон, хотя там, под землей, связь пропадает окончательно. Я не хочу, чтобы вы сотворили глупость и вызвали сюда вашего охотничьего пса Эмиля.

– Скажите хоть сейчас, это он привез вам «Марсия»? – спросила Вера, протягивая ему телефон.

– Я сам принял у него картину. И видел его так же ясно, как