Шрифт:
Закладка:
Она повернулась к статуе Дергера, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы вызвать у неискушенного зрителя приступ отвращения.
— В такой час ты ждешь монстра. Так искренне и пылко, что начинаешь до хрипоты в осипшем от агонии горле жалеть о том, что сам таким не стал. Что не выдубил свое сердце, пока то не станет таким черствым, чтобы аж до стального блеска. И что не исходил ногами паутину дорог, где вместо верстовых столбов лишь вспышки искр над ушедшими товарищами. И что не потерял все, что служило тебе скрижалью непреложного обета, лучом звезды, ведущей за собой. Что не погрузился в ту дикую и неудержимую боль бездонной пустоты, которую прежде забивал невзрачными усладами плоти и разума, — старуха горько улыбнулась и оперлась всем весом на клюку. — Нет, генерал. Тот, кто не вырастил в себе монстра, чтобы затем посадить его на поводок — тот не достоин ступить за порог этого храма. Здесь, среди чудищ, нет места тем, кого эти чудища стерегут.
Она кивнула в сторону входа, где ждал уже не только Харлим. Рядом с ним, в белых одеждах, обшитых золотом, с символом солнца на груди, стоял высокий мужчина с волосами цвета молодого, рассветного солнца. Он был так красив, что свет полудня за его спиной выглядел лишь сумраком, предвестником ночной мглы.
В руках он держал посох, увенчанный звенящими кольцами, выточенными из драгоценных камней и исписанных искусной вязью символов. И даже если бы не договоренность с Харлимом, Хаджару бы не составило труда догадаться, кто именно стоит перед ним.
— Они…
— Не могут сюда зайти, — настоятельница, выстукивая клюкой мерный ритм, подошла к трону и, кряхтя, уселась на него. — ступай, генерал. Чего последнему монстру этого мира делать в месте, где он уже не встретит себе подобных.
Древние и их загадки… Хаджар бросил последний взгляд на разрушенные убранства и, сделав в памяти зарубку насчет того, что к нему никак не мог явится послушник, направился к выходу. Но около самого порога он на мгновение остановился. Возникло ощущение… очень знакомое ощущение.
И тут, наконец, он понял нечто отчего… не испытал даже толики волнения. Интересно, что это о нем говорило?
— Тогда, в озере, в дворцовом саду Лидуса, — прошептал он себе под нос. — Когда за мной прыгнула Азрея… она ведь опоздала.
— Опоздала, — донесся скрипучий, хрипящий голос с трона.
— Почему ты не забрала меня?
Ответом ему стала лишь тишина. И когда генерал обернулся, то в храме уже никого не было. Только молчаливая статуя бога с пугающим обликом, молчаливо взиравшая перед собой и стоявшая позади спинки трона.
— Ты закончил, Хаджар? — прозвучал голос Харлима. — Я мог бы тебе и так сказать, что в этом храме никого не видели уже почти двадцать эпох.
Генерал сдержано кивнул.
— А теперь поклонись, ибо ты стоишь в присутствии огня нашей страны, первого среди равных, того, кто дарит свет и жизнь, того, кто…
— Достаточно, Харлим, — властным тоном произнес мужчина, и повернулся к Хаджару сопровождая следующие слова легким поклоном. — Здравствуй, Хаджар Дархан, мастер Ветер северных Долин. Меня зовут Эваалел, мастер Света Души и Небес. Я глава Дома Золотого Неба.
Хаджар поклонился в ответ. Если бы не их краткая предыстория, он бы проникся уважением к спокойному голосу и теплому взгляду сияющих медью глаз.
— Как ты можешь заметить, — Эваалел протянул посох и тот уткнулся в незримую преграду, находящуюся аккурат над порогом храма. — мы не можем зайти внутрь, ибо не являемся последователями культа войны и смерти, а совсем наоборот. Мы проповедуем жизнь.
Хаджар не собирался пускаться в пространные философские споры на тему того, какой ценой для остального мира оборачивается жизнь для детей бессмертных и потому промолчал.
— Но ведь это не дело вести разговор, когда нас разделяет пусть и невидимая, но стена, — глаза Эваалела сверкнули небольшой толикой надменности, а Харлима — самодовольной усмешкой. — Может выйдете наружу и мы поговорим?
Хаджар еще раз посмотрел на статую Дергера и трон.
— Разумеется, — ответил он и спокойно перешагнул порог.
Глава 1842
Нога Хаджара едва успела переступить потрескавшийся порог храма бога войны, как окрестности пленила глубокая тишина. Старая каменная тропа, гладкая от бесчисленных паломников и воинов прошлого, казалось, затаила дыхание, а окружающие звуки природы замерли, предвещая о надвигающемся катаклизме.
Уголком глаза Хаджар уловил блеск посоха Эваалеля. Непонятной силы артефакт, испещренный рунами и символами с незапамятных времен, был готов ударить по земле. Взгляд Эваалела был тверд, а его зрачки слегка расширились, намекая на ту чудовищную силу, что тот собирался высвободить.
А затем все и произошло.
Посох со всеми его замысловатыми узорами и драгоценными камнями ударился о землю со звуком, который одновременно напоминал и заунывную песнь, и призыв.
И Небеса откликнулись.
Словно расплавленное золото, вылитое из горнила богов, вниз хлынули потоки невообразимо сияющего света, на фоне которого все, что видел Хаджар прежде, выглядело лишь скудной тенью. То были не просто лучи, а жидкие столпы, яростные горные ручьи силы, переплетенные с серебристыми нитями едва ли не божественной сути.
Всюду, где касались эти сияющие нити, следом ступала эпитомия разрушения. Земля шипела и трещала, шлейфы дыма поднимались ввысь, приобретая очертания изнывающих от зноя страдальцев. Огромные пространства за считанные секунды превратились в бесплодные пустоши, земля почернела и обуглилась, лишившись прежней жизни.
Древний храм, переживший эпохи запустения, не стал исключением. Некогда величественные колонны, украшенные сценами битв и подношениями, рассыпались безвольным прахом. Каменная кладка, прошедшая сотни эпох, каждый камень которой помнил бесчисленные веры и благоговения, канула в небытие, в пепел, уносимый капризами ветра.
Старик Харлим, некогда казавшийся генералу неопровержимым доказательством мощи бессмертных, в безмолвном ужасе наблюдал за происходящим. Дождь лучезарных потоков обрушивался на него с той же силой, что и на окружающий мир. Его робы реяли порванными крыльями сбитой птицы и, несмотря на всю свою напускную мудрость и могущество, он внезапно обнаружил себя едва ли не униженным — стоявшим на
