Шрифт:
Закладка:
Замок щелкнул и дверь открылась.
Смайл оторвал руки от лица и привстал в кресле.
В кабинет, сопя и отдуваясь, вошел младший следователь ДДД Фигаро, на ходу засовывая в карман пиджака пухлую темно-бордовую «корочку». Следователь снял шляпу — «котелок», повесил ее на вешалку, посмотрел на Смайла и виновато развел руками.
— Ненавижу трясти удостоверениями, но к Вам очень трудно попасть на прием.
— Ну и записались бы на завтрашнее утро. — Смайл, все еще ничего не понимая, разглядывал Фигаро. — Вы что, недавно вышли из запоя? У Вас рожа — сплошная щетина.
— Нет у меня времени записываться и ждать, — следователь промаршировал к столу главжандарма, по пути отряхивая снег с калош. — Мое дело не терпит отлагательства и, в любом случае, Вы заинтересованы в его удачном разрешении куда больше меня.
Смайл пожал плечами, и вяло махнул рукой на дебелый стул на слоновьих ножках, но следователь и не подумал примоститься на этом предмете мебели, неудобном даже для взгляда. Вместо этого Фигаро сел на стол, положил ноги на скамейку и вытащил сигару из коробки, которую Смайл тщательно прятал между бюваром и дорогим письменным прибором.
— А говорили, что не курите, — он с довольным видом понюхал сигару и, откусив кончик, прикурил легким щелчком пальцев. — Лютеция? Замечательно! Я даже не знаю, где их тут можно купить. Разве что заказывать из столицы…
— Фигаро, — главжандарм начал злиться, — Вам, собственно, что нужно? Если Вы пришли прочитать мне лекцию о…
— На этот раз никаких лекций, — следователь покачал головой. — Но — все по порядку. Для начала мне хотелось бы извиниться…
— Вот даже так?
— Да, так. Я повел себя как капризный школьник, который не хочет рано вставать и идти на экзамен по арифметике. Хуже: я даже не попытался лично связаться с Орденом Строгого Призрения. Опять же — личные страхи, амбиции и опасения за службу.
— Фигаро, — Смайл покачал головой, — не дурите самого себя. Вы ни в чем не виноваты. А если и виноваты, так не больше меня.
— Не согласен. — Следователь выпустил из ноздрей маленькое облачко дыма. — Вы знаете, какие слова есть в присяге Департамента?
— Без понятия.
— Там всего одна строка. «Клянусь защищать людей». Вот и все — такая у нас присяга. Короче не бывает. Заметьте, Винсент: не «народ», как это любят формулировать наши государственные деятели, а людей. Говорят, эта присяга старше Инквизиции и Королевства вместе взятых. Но суть не в этом. На службе я или нет — я остаюсь следователем ДДД. Вы хотите поймать этого псионика? Хорошо. Я Вам помогу.
— Фигаро, — Смайл провел рукой по волосам, — я понимаю Ваши чувства. И я благодарен Вам за, так сказать, души прекрасные порывы. Но это не повод для самоубийства. Кому станет легче, если мы с Вами расшибем головы? Вы думаете, Вас посмертно приставят к награде?
— «Живая собака лучше мертвого льва», — процитировал следователь. — Согласен. Но Вы не дослушали до конца. Никто не собирается умирать. Я знаю, что делать с этим нашим Вивальди.
— Значит, «нашим»?
— Да, нашим. Слушайте внимательно…
Следователь говорил минут пятнадцать. За все это время Смайл не сказал ни единого слова. Только однажды восхищенно прищелкнул языком и, достав из коробки сигару, сухо щелкнул маленькими ножничками и закурил. Курил он, несмотря на свои прошлые заверения, смачно и со вкусом: с аппетитом затягивался и, жмурясь от удовольствия, выпускал тонкие струйки сизого дыма. Настроение у главжандарма улучшалось на глазах.
— Ладно, — сказал он, когда Фигаро, наконец, замолчал, — прекрасно. Я восхищен Вашей идеей. Но если эта штука… это зелье не сработает?
— Тогда мне каюк, — согласился следователь. — Но я думаю, что все сработает. Сальдо, конечно, сволочь и жулик, но при этом он лучший алхимик из всех, что я знаю. А знавал я их немало.
— И посадили тоже, — вставил Смайл.
— И посадил. — Фигаро согласно кивнул. — Всякое бывало. Но весь этот план не выйдет за рамки голой теории, пока мы не узнаем, где сейчас Вивальди. До этих пор… — он развел руками.
Винсент Смайл встал. Открыл ящик стола, достал револьвер, проверил, заряжен ли тот и сунул в кобуру. Взял в руку трость, повертел ее, любуясь игрой света на набалдашнике, и повернулся к Фигаро.
— Скажете Фигаро, — медовым голосом произнес начальник тудымской жандармерии, — что Вы делаете сегодня вечером?
— Чего?! — следователь выпучил глаза.
— Ну, в смысле, не заняты ли Вы. Потому что сегодня около девяти Валерий Вивальди будет ужинать в «Киске»… Чего Вы так на меня смотрите? Оружие у Вас с собой?‥
В маленьких городах бывают вечера, в которые думать о чем-то плохом просто невозможно.
В синем воздухе разливается какая-то старомодная грусть, словно вынутая из старого, пропахшего пылью сундука, краски становятся ярче, свет мягче, а тени домов наливаются загадочным фиолетовым бархатом. Свет окон таинственно-трепетен, и даже огни фонарей кажутся маяками, зовущими к неведомым далям, что давным-давно потерялись за картонной ширмой будней. Звуки стихают, в небе появляются первые тусклые звезды и откуда-то издалека слышна тихая мелодия. Патефон? Саксофонист в старом кафе? Пресловутая «музыка сфер»? Кто знает…
…Фигаро глубоко вдохнул морозный воздух, выбросил в урну окурок и задумчиво посмотрел на вывеску «Киски». Алхимический газ в тонких стеклянных трубках, из которых было составлено название, почти потерял заряд, и теперь надпись мигала, вспыхивая тусклыми алыми искрами.
Странно — следователь совсем не чувствовал страха, только огромную, необъятную как заледеневшее озеро усталость. Хотелось лишь одного: поймать извозчика, отсыпать ему золота полной мерой, сесть в сани и ехать по ночным улицам — ехать и ехать без конца, ни о чем не думая. Он вспомнил старую легенду: пожилой колдун, умерший в своей карете, который проносится по ночным улицам в самый темный час. Хочешь уехать прочь из опостылевшего мира — выйди в полночь на дорогу и брось на брусчатку серебряный грош. Тогда, рано или поздно, ты услышишь, как тихо цокают подковы и из-за угла появится…
Он резко тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Так можно провалиться в прострацию и без
