Шрифт:
Закладка:
Поэтому сейчас Гаро, Оркелуз, Тристан и Илия оставили машину на том посту, где их уже ждали лошади. Позади остались два дня пути, впереди ждала изнуряющая неделя езды верхом. Следующий пост встречал их на развилке к Пальер-де-Клев и к Гормовым холмам. На удивление дорога все это время была спокойной: ни засад, ни диверсий. На одном из привалов парни окончательно расслабились, и Илия спросил:
– Хочу задать вопрос вам всем, – он говорил осторожно, предлагаемая тема казалась скользкой, такой же, как их невнятный обед из перемолотых высушенных злаковых зерен, разбавленных едва вскипевшей водой, отчего мука делалась склизкой и неаппетитной. – Тристан пару раз обмолвился, что у вас с Оркелузом были натянутые отношения. Он говорил это еще до встречи при Кампани. Но все же, что у вас произошло?
Гаро с Тристаном переглянулись. Оркелуз улыбнулся уголком длинного рта. Он был харизматичным охальником, это качество проявлялось в мимике, а черты лица необычайно выделяли его среди ребят. Длинный нос с горбинкой, будто однажды сломанный, добавлял Оркелузу колорита. Он состоял из оригинальных деталей и диковинных повадок. Тристан однажды признал, что взрослый Оркелуз куда очаровательнее самого себя в пятнадцать лет, а раз от раза приветствующие его деревенские хохотушки подтверждали утверждение Тристана. Сейчас они оба посмотрели друг на друга, заключали немой договор, кто первым начнет назревшую исповедь. Но Гаро пробасил:
– Что произошло? Он был отменным пакостником – вот что произошло, я вам скажу!
Все четверо загоготали. Оркелуз, посмеиваясь, объяснился:
– С вами по-другому не получалось. Хотя признаю, я обозлился окончательно к последнему курсу. За год до того моя семья навестила меня в Пальере, и родители были раздражены и словно точили зуб на меня, хотя постоянно невпопад твердили, что я ни в чем не виноват. А потом Нино, мой младший брат, проболтался, что в округе узнали один семейный секрет, и вся наша дружная фамилия поспешно отправилась в путешествие. Подальше от всяких слухов.
– Так, а что болтали? – будто между делом спросил Гаро.
– Ну, – Оркелуз вздохнул и выдал правду: – Стесняться тут нечего, хотя наше гниловатое общество полагало иначе. Мой отец мне неродной.
– Мы заметили в их приезд на выпускной вечер, – честно сказал Тристан. – Ты ни на кого из де Луази не похож. Решили, что тебя, старшего из братьев, потому и отправили в Орден, чтобы наследовал Нино.
– Да, верное решение, – Оркелуз посмотрел куда-то вдаль, сощурившись от дневного света. – Мать взял силой человек, который был вхож в дом моих деда с бабкой. А мужчина, которого я всю жизнь называл отцом, все узнал и поспешно обручился с ней, чтобы она избежала позора. Когда мне было тринадцать, этот человек, избежавший наказания, вернулся и нашел маму. Отец вступился и вызвал его на дуэль. Так правда и всплыла. Им пришлось продать дом и уехать. Такой вот мой секрет.
Собиравшийся приняться за набухшую кашу – разведенный кипятком сухой паек – Тристан отставил тарелку в сторону. Он примирительно сказал:
– У всех есть тайны.
– У тебя уж подавно! – воскликнул Оркелуз, и этот факт его ужасно забавлял. – Я потому к тебе и цеплялся, что твоя подноготная вечно тебя выручала, а моя приносила только несчастья.
– Не скажи. Ты ведь всего не знал…
– Чего я не знал? Что ты с говорящей куклой по ночам беседовал? Или про танк, может?
Илия растерянно взглянул на Тристана. Тот сидел мрачный, насупленный, как ворона. В такие моменты он втягивал щеки, отчего его и без того острые скулы проступали сильнее. А Оркелуз продолжил:
– Может, это какая военная тайна или «корпоративный секрет» лиги, которая не велит вам трепаться, – он изобразил пальцами кавычки. – Но нас с Гаро за дураков не держите. Илия уехал с эскадрой, а ты остался. Не нужно быть гением, чтобы вычислить простое уравнение.
– Ты во всем прав. Это был я, и это тайна, – еле слышно произнес Тристан.
– Да понятно, – отозвался Оркелуз, а Гаро поправил козырек полевого кепи и безмолвно кивнул.
Приговорили обед они быстро, заглушая жужжание насекомых звоном металлической посуды. На развилке они встретили половину подставного отряда, который шел альтернативной прифронтовой дорогой, на сутки опережая конвой Илии. Один из солдат доложил:
– Господа, дальше по маршруту вам идти никак нельзя. Мы сначала решили, что это большая диверсионная группа. Решили обойти их и подать сигнал на ближайший пост, но оказалось все гораздо серьезнее. Сэр, дальше фронт. Новый фронт сдвинулся – пошел клином вглубь. Вот здесь… Кнуд надеется отрезать вам путь. Наши войска окопались дальше и не пускают их к Пальер-де-Клев. Эта ночь будет страшной, сэр, вам следует переждать ее в замке.
– В руинах замка, – поправил Тристан, зло оглядев исправленную карту, которую протянул им боец. – И чей это приказ?
– Маршала Лоретта, – отчитался солдат. – Он ведет подкрепление на ближнем рубеже и планирует сдерживать врага, сколько потребуется, чтобы вы могли пройти. Но сегодня будет бой, он велел уточнить: в том числе воздушный бой. И вам следует его переждать в укрытии. Маршал обещал расчистить небо к завтрашнему утру.
Рыцари устало посмотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, повернулись в сторону родного замка.
– Пальер-де-Клев защитит нас даже в разрушенном виде, – объяснил Тристан Илии. – В нем множество подвалов и катакомб, в которых можно пережить любой налет. Проверено.
Последнее слово прозвучало с особой тоской. И они поскакали к замку, чтобы успеть до захода солнца.
Илия впервые увидел оплот пальеров воочию, до того он любовался им, еще целым, только на картинах и фотографиях. Даже по стесанным башням, надколотым зубцам и снесенным до трети стенам можно было представить, какой могучей крепостью он был до начала войны. Они проехали по широкому мосту, восполненному деревянными фрагментами. Пальеры, аккуратные и трудолюбивые, не бросили пострадавший дом разоренным. Вокруг царил порядок: ни крошева камней, ни мусора, ни битых стекол, ни дикорастущих растений. Развалины крепости содержались в таком же порядке, в каком должно содержать целый замок. Для обвалившейся трапезной отстроили крышу, а для пансионата – стену, правда, из дубовых бревен, а местами и частокола. Очевидно, все это постепенно и по мере возможностей делали заезжие рыцари и ветераны, которые были уже непригодны для военной службы и отказались доживать старость обузой