«Что за ерунда?» – подумал я и оглянулся по сторонам.

Первым, что я увидел, был большой бумажный плакат над входной дверью в подъезд дома, на котором большими красными буквами было написано «РАСКРЕПОЩЕННАЯ ЛЮБОВЬ».

– Кого я должен видеть? – прикинулся я дурачком.

– Свою жизнь!

– Как я ее могу видеть? Проживу, тогда и увижу.

– А любовь? Как ты к ней относишься? – продолжала напирать на меня крепкотелая девушка.

– Не знаю. Я еще молодой и жениться не собираюсь. Пока.

– Ты какой-то совсем несознательный! В профсоюзе состоишь? Где работаешь?

– В лавке.

– Так ты, значит, пособник эксплуататоров трудового класса!

– Сама ты такая! – громко возмутился я. – Обзываются тут всякие гражданки!

– Маруся, погоди! – вышедшая из подъезда девушка приятных форм и внешности направилась к нам. – Ты опять впереди лошади телегу ставишь! Сразу видно, что человек просто не разбирается в текущем моменте, а значит, ему надо объяснить как можно проще и доходчивее самые основы.

Я бросил взгляд на весьма аппетитного размера грудь подошедшей девушки и мысленно облизнулся.

– Вас как зовут, товарищ? – обратилась она ко мне.

– Меня? Вася.

– А меня Нина. Наша группа является молодежной агитмассовой бригадой Пролеткульта. Мы стараемся просто и доходчиво объяснить рабочим и крестьянам трудные и непонятные моменты становления советской власти. Мы, ребята и девушки, выступаем, рассказываем, поем, танцуем. Выражаем наши мысли и чаяния в стихах, в сценках, в сатирических рисунках. Вот если вы, Вася, пойдете с нами на диспут, то увидите маленький спектакль, – тут девушка заметила пристальное внимание молодого парня к своей груди. Улыбнувшись краешками губ, она подняла руку, делая вид, что ей надо поправить волосы. Белая тонкая блузка натянулась, четко обрисовывая нагло торчащие соски на крепкой груди.

«Чтоб тебя! Как бюстгальтера у тебя нет, так совести нет!»

Застоявшееся мужское либидо заржало во весь голос и стало призывно бить копытами, требуя немедленных действий. Нина в это время любовалась собой. Она любила производить впечатление на парней, заводить их, а потом оставлять с носом.

– Спектакль? А буфет будет?

– Буфета не будет, – поскучнела девушка. – Это диспут. Ну… это такое обсуждение… интересного вопроса между людьми. Вот сейчас мы собираемся спорить на тему открытой любви между советскими гражданами. Как ты относишься к свободной любви, Василий?

«Какая шикарная тема! А к ней – симпатичная девушка. Надо попробовать скрестить их между собой».

– Мы же товарищи? – спросил я ее. Девушка в ответ кивнула. – Тогда давай на «ты», Нина.

– Давай. Пойдешь с нами?

– Со всеми вами, может, и не пошел, а с тобой, Нина, хоть на край света! – горячо выдал я.

Девушка бросила на меня заинтересованный взгляд, но спросила о другом:

– Ты не знаешь, сколько времени?

Я щелкнул крышкой часов:

– Без четверти четыре.

Нина обернулась:

– Ребята! Время!

Группа агитировавшей на улице молодежи и жертвы их агитации сразу потянулись к подъезду.

Местом выступления являлась большая квартира без привычного набора мебели, расположенная на первом этаже здания. Помещение было явно нежилым, так как даже на месте люстры, которая должна была освещать этот зал, в потолке торчал только крюк. В глубине помещения стояло убогое сооружение, состоящее из деревянной рамы, занавешенной двумя свободно висящими простынями. Насколько можно было предположить, эта конструкция являлась своеобразной сценой с занавесями. По бокам от нее стояли два кресла, а перед всем этим сооружением торчали три длинные скамьи для зрителей.

С крюка, где когда-то висела люстра, сейчас свисал на двух веревочках большой лист белой бумаги в рамке из тоненьких планочек, на котором была цитата Троцкого: «Любовное угнетение – главное средство порабощения человека. Пока угнетают, речи о свободе быть не может. Семья, как институт, себя изжила». На боковых стенах висели плакаты-лозунги. На левой стороне – «Мы уничтожим чувство стыда! Посмотрите на нас, и увидите свободных мужчин и женщин, истинных пролетариев, сбросивших оковы символов буржуазных предрассудков!» Перевел взгляд на правую сторону – «Каждый комсомолец может и должен удовлетворять свои половые стремления», а чуть ниже – «Каждая комсомолка обязана идти ему навстречу, иначе она мещанка».

Всегда мало интересовался историей, к тому же такого древнего для меня периода, поэтому то, что я сейчас видел, меня даже не просто удивило, а несколько.

«Свободный секс в советской России? Или это тлетворное влияние НЭПа? Хм. Хотя, насколько я понимаю, все это организовано с подачи местной власти. Как она сказала? Пролеткульт. То есть пролетарская культура. Молодцы большевики. Пропагандируют культуру, а нравы, как в борделе».

Пробежал глазами по зрителям. Вместе со мной на лавках сидело одиннадцать человек. Старого дедка и дворника, судя по его фартуку, сюда привлекли любопытство и бесплатное представление. Сидевшая на краю одной из скамеек молодая пара, судя по их смущенным лицам, боязливо шепталась. Кроме них были два разбитных молодых парня с наглыми глазами, похоже, уличная шпана, три девушки-подружки и две женщины среднего возраста. Дед и парни курили, а женщины лузгали семечки, сплевывая шелуху на пол.

Сначала вышла Нина и выдала народу короткое вступление – доклад о теме диспута:

– Мы ищем новый образ гражданина и гражданки молодого коммунистического государства, которые должны стать образцом для подражания по всему миру и доказать преимущества нашего советского строя перед буржуазным. Мы должны быть более раскрыты и раскованны, чем обыватель, показать ему то, что он считал запретным…

После ее выступления парень с девушкой сели в кресла и начали задавать разные каверзные вопросы о любви и сексе как друг другу, так и зрителям, пытаясь их втянуть в спор. Парни тупо ржали, женщины говорили, что это сплошное бесстыдство, но при этом уходить не торопились, парочка молча краснела. Девушка пару раз порывалась уйти, но парень каждый раз ее удерживал.

Я веселился от всей души, а когда меня спрашивали, глупо хлопал глазами и отвечал невпопад. Например, на вопрос о том, как вы будете строить свою жизнь, когда найдете себе попутчицу по жизни, ответил:

– Я Вася. Найду, там видно будет. А ежели баловаться будет, пинка дам, и вылетит она у меня.

Народ мою шутку воспринял как правдивый ответ и ржал до упаду. Спустя полчаса начался так называемый спектакль. Простыни раздвинули, и нашим взглядам предстала большая двуспальная кровать. По ее обоим краям сидели парень и девушка.

– Я Петр Мраморный. Комсомолец и активист, – представился так называемый актер.

– Я Татьяна Зарница. Мещанка, которая только недавно прониклась светлыми идеалами коммунизма, – кратко рассказала о себе девушка.

После короткой паузы начался их диалог, суть которого состояла в том, что Петр все