И снова махали им вслед из всех окон всех пяти этажей общежития. И снова были прощальные объятия, последние поцелуи, отъезд машин.

И снова дольше всех стояла и глядела им вслед Вера…

Весна

1

Весна пришла ранняя — солнечная и зеленая.

Голубело небо, чирикали птички, звенели ручьи, быстро подсыхал на солнышке асфальт. Все радовало глаз весной, особенно — женщины. Казалось, в один день, как по команде, они сбросили зимние — что ни говорите, а довольно однообразно-серые — одежды и перешли на весеннюю форму — разноцветную, веселую, яркую. Тяжелую поступь зимних сапог сменил легкий цокот каблучков, водопады волос, выбившись из-под зимних шапок и платков, заструились по плечам. Женщины стали как-то стройнее, стремительнее, воздушнее, что ли.

И еще порадовало этой весной небывалое событие — можно сказать, чудо природы: выполнение строителями принятых на себя обязательств. Можете, конечно, не верить, но обещали они сдать новое общежитие — и сдали.

Ну не совсем сдали, естественно. Еще заканчивались отделочные работы, еще утюжили двор бульдозеры, еще поднимали лебедкой на крышу битум для перекрытия. Но основной строительный кран уже не торчал журавлем, а лежал на боку, готовый к разборке и перевозке на новое место, ибо здесь он свое дело уже сделал: новая шестнадцатиэтажная башня сверкала на солнце стеклом и алюминием оконных переплетов.

А внутри здания шел весенний воскресник. Жильцы старых общежитий, мужского и женского, трудились, чтобы ускорить въезд в свой новый, теперь уже общий, дом.

Вера с подругами мыла окна на верхнем этаже, откуда был виден весь город.

— Красотища! — восхищалась Милочка, но и пугалась: — Только я пониже попрошусь, тут голова кружится — страшное дело!

— Теперь в комнатах по двое будем жить — тоска… — сказала чернявая молоденькая девчоночка. — Одна куда-то ушла — так и потрепаться не с кем.

— Нет, по двое хорошо, — возразила женщина постарше. — А еще говорят, ветеранкам, что по десять лет на комбинате, вообще на одного давать будут. Вера, не слыхала такое?

Вера промолчала. А Лаптева незамедлительно встряла в разговор:

— А Верке что? Ей к лету квартиру дадут. Железно!

Вера опять ничего не сказала, терла и терла себе тряпкой оконное стекло.

Двое парней в линялых солдатских гимнастерках подвешивали светильники в коридорах и комнатах. Заявились они и сюда со своей стремянкой.

— Салют, соседки! — сказал один.

— Кому сосед, а кому — привет! — с ходу отбрила его Лаптева. — Мы рыжих в гости не приглашаем!

— А мы к рыжим и приглашенные не ходим! — столь же быстро парировал он.

Заметим при этом, что ни он, ни Лаптева рыжими не были — оба вполне натуральные брюнеты.

Второй парень, взбираясь по стремянке, сказал:

— Жалко, ты, Вера, сватать народ перестала. Тебе бы в общем доме такой фронт работ!

— И без меня справляетесь. Вчера три свадьбы играли.

Вера улыбнулась, но улыбка вышла не очень веселая.

Все верно. Были три свадьбы в субботу. И не только эти три за последнее время, но и другие, к которым Вера не имела отношения. Впрочем, так было, конечно, и прежде — не будем преувеличивать, не весь же город и даже не все общежитие она сватала.

И сейчас, как и прежде, Вера была рада этим «не своим» свадьбам и от души поздравляла девчонок-невест, но… Сейчас какое-то странное чувство примешивалось к ее радости — профессиональная ревность, что ли? Все ей казалось, что не совсем тот выбор сделан, что не очень они «пара» — эти новоявленные супружеские союзы, что она бы сосватала иначе, точнее, лучше… Вера нещадно ругала себя за эти мысли, гнала их. Старалась не поддаваться им, как не поддавалась и ни на какие уговоры тех, кто по старой привычке еще обращался к ней с просьбой о сватовстве.

Нет, все. Она покончила с этим. Навсегда.

Фролов мотался по коридорам и лестницам нового общежития, появлялся в комнатах и холлах, возникал во дворе и на крыше. Он не только наблюдал и командовал, но и помогал тащить газовую плиту, навесить дверь, закрепить умывальник… Чувствовалось, что у нового дома есть хозяин.

Илья Ефимович тоже приехал на сдаточный объект, и Фролов, оживленно жестикулируя длинными ручищами, почему-то кричал ему, будто тот был глухой:

— Квартиры со всеми удобствами, со своей кухней, это, конечно, блеск! Общая кухня — это ж рассадник всех психологических конфликтов… Хотя тебе не понять!

— Где уж мне уж, — кивал Илья, пряча довольную ухмылку.

— Но вот со стиркой решим так. Нечего трепыхаться в ванных, даже в отдельных. Оборудуем прачечную, машины завезем, я на выставке видал автоматы, чудо что вытворяют!

Илья все кивал и улыбался его кипучим речам.

— Теперь — мебель. Это мне девчата подсказали. Зачем всюду стандартные кровати? Можно в каждой комнате одну кровать и один диван. Уютнее будет, по-домашнему.

Илья хотел что-то возразить, но Фролов опередил его:

— Деньги? Ага, понимаю. Но и ты пойми: сэкономишь на общежитии — погоришь на текучке кадров!

Илья слушал-слушал старого друга и вдруг ласково так улыбнулся:

— Витюша, солнце мое, а я ведь твою просьбу выполнил.

— Какую просьбу? — остановился Фролов.

— Ну насчет того, чтоб вырвать тебя из этого… гарема. Нашел тебе хорошее местечко в ДОСААФ. Спокойное, достойное настоящего мужчины.

Фролов посмотрел на него долгим взглядом, вздохнул:

— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие!

И размашисто пошагал дальше.

Во дворе, расстелив на земле полотнище, Лариса Евгеньевна — в перепачканном комбинезоне — выводила большой восклицательный знак свеженаписанного алой краской на белом фоне призыва: «Сдадим наш общий дом в досрочный срок!»

Фролов вышел из подъезда, постоял за ее спиной, понаблюдал за работой.

— Хороший почерк, — одобрил он.

— Ой, как вы меня испугали! — подпрыгнула Лариса Евгеньевна. — Нравится, да? — И заявила с гордостью: — Воспитатель должен уметь делать все!

— Да уж, — Фролов окинул глазом этажи здания, — делов нам теперь всем хватит. Это не то что бывшая хибарка.

— Вот именно. — оживилась Лариса Евгеньевна. — И меня очень беспокоит главное.

— А что — главное?

— То, что здесь будут жить одновременно и мужчины, и женщины!

— Не понял…

Лариса Евгеньевна посмотрела на него с жалостью, как на несмышленыша.

— Зато я уже все поняла. И все продумала. Даже планчик набросала, потом покажу.

— Какой… планчик?

— Очень простой. Но с гарантией! Делаем так: мужские этажи — нижние, женские — верхние. Во-первых, пусть теперь женихи попробуют залезть на седьмой этаж или хотя бы камешек добросить! А во-вторых, мы одну лестницу перекроем,