Шрифт:
Закладка:
– Нет!
– Хорошо, пусть лежит на стойке, с краю, вы ни за что не отвечаете.
– Не – е – т!
– Хорошо, позовите старшего.
Выходит из кабинета мужик: мощный, солидный, черноусый, в костюме и галстуке, по виду – настоящий полковник. Объясняю ситуацию.
– Не – е – е – т!!!
– Хорошо, где у вас начальник всей охраны?
– Кабинет такой-то.
– Но… вы хоть понимаете, что дело-то выеденного яйца не стоит?
– Бу-бу-бу-бу-бу…
Надо идти к начальнику… Но там, скорее всего, тоже офицер!
Гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире гвоздей!
Притом, в это же время, по разговорам вокруг, становится ясно, что у них из-под носа уборщики уволокли и выбросили в мусор большой пакет с деловыми бумагами, а вчера на одном из этажей произошло ЧП, а они в журнал ничего не записали, хотя обязаны это сделать, и т.д. и т.п.
Ох-хо-хо… Если бы начальство этого бизнес-центра догадалось, как в соседнем бизнес-центре, вместо офицеров держать на вахте шустрых разумных старушек!.. Во-первых, как говорится, мышь незамеченной не проскочит, во-вторых, тройная экономия на зарплате, в-третьих… В третьих, нет этого мрачного облака дури и хамства.
И не надо здесь никакого опыта военных действий да армейских КПП. Нужен опыт мирной жизни…
В начале 1990-х годов у всех на слуху было имя Василия Леонтьева. Как же: русский, соотечественник, и – американский экономист, да еще лауреат Нобелевской премии! Лично для меня интерес к этому имени подогревался еще и тем, что предприятию, где я работал редактором многотиражной газеты, принадлежало здание – родовое гнездо Василия Леонтьева.
Знаменитый американский экономист поначалу давал российским реформаторам советы, рекомендации, консультации, и СМИ непрерывно трещали: Василий Леонтьев, Василий Леонтьев!..
Однако Василий Леонтьев быстро разобрался, чего на самом деле хотят "младореформаторы", увидел, что вытворяют в России Ельцин и вся его камарилья, попытался как-то повлиять на них, понял – бесполезно. И тогда, судя по всему, пришел в ужас и в ярость: вместе с группой видных экономистов выступил с обращением в адрес Организации Объединенных Наций, мирового сообщества – остановить, по-нашему говоря, экономический беспредел в России…
И, в конце концов, просто-напросто запретил упоминать свое имя в связи с российскими «реформами».
Мне часто доводится проходить мимо одного большого общественного здания. Сейчас обычно в таких – куча шарашкиных контор. Бизнес-центр. А тут – как бы общая вывеска: "Леонтьевский центр". Со временем совсем обтерхалась, однако недавно привесили новую!
Посмотрел как-то по телевизору преблагостный репортаж в связи с юбилеем Василия Леонтьева. Опять: Василий Леонтьев! Василий Леонтьев! – как ни в чем не бывало. Вскользь только прозвучало: советскую экономику он называл кораблем без парусов, а "демократическую" – без руля…
Передо мной два маленьких пожелтевших листка, письмо знакомого журналиста из Бийска, чуть не сорокалетней давности. На конверте: "Ленинград, главпочтамт, до востребования". Жил я тогда у почти незнакомых, но приютивших меня людей, занимая примерно два квадратных метра в их комнате в коммуналке – на полу, между лежаночкой их шестилетнего сына и шкафом. По другую сторону шкафа спали хозяева. Так, к слову, и живут до сих пор многие ленинградцы-петербуржцы.
Итак, письмо.
"Я пишу на почтамте, и, естественно, бумаги здесь нет. Поэтому будь великодушен и не ругайся за блокнотную.
У тебя на бывшей работе многое перетряслось, но газета лучше от этого не стала. Да и что значит – лучше?..
Во всем остальном жизнь без изменений. Чтобы отвлечь трудовые массы от актуальных проблем современности, в городе почти перестали продавать алкоголь. Вот и сегодня – на прилавках покатишарно, а ведь 31 декабря. Впрочем, всё остальное тоже перестали продавать. Что ждет нас в полусветлом будущем – водевильно (от слов "вода" и "вилы")"…
31 декабря 1980 года… До начала перестройки оставалось пять лет.
А знакомый – умница, интеллектуал, знаток поэзии – и, скажем так, большой любитель выпить. Зашел на бийский почтамт, чтобы получить несколько рублей. Цитирую еще письмо: "время от времени получаю пятерки с ТВ или краевых газет". Пятерка, пять рублей – как раз на бутылку водки… Как бы не так – ни выпить, ни закусить. Тридцать первого-то декабря!
Кто не знает, Бийск – город, где сегодня 200 тысяч населения, где в 1980 году была и космическая промышленность, и спиртзавод, и винзавод, и пивзавод, и крупнейший в Сибири мясокомбинат, и масса других, самых разнообразных фабрик и заводов. И – покатишарно на полках магазинов.
Коротко в связи с этим я скажу о тогдашних властителях разных "уровней и ветвей" : скоты! Просто скоты!
Если бы перестройщики действительно хотели что-то перестроить (то есть сделать жизнь людей полегче), они бы это сделали. Имелось широкое поле деятельности, все возможности.
И средства имелись, – как заметил Горбачев, главный перестройщик.
Они хотели другого. Поэтому и подняли первым делом страшную шумиху. О свободе, гласности…
Советскую власть угробил дефицит. Причем не продовольственный (голода как такового в СССР не было), а тряпочно-шмоточный, штучно-дрючный, так бы я выразился. (Мясо – отдельная, серьезная и тяжелая тема, которая выводит на совсем, совсем другие проблемы…).
О тряпках и штучках-дрючках. Начнем с последних. Как-то, перед самой перестройкой, государство закупило гигантское, судя по всему, количество японских авторучек. Заходишь в контору, по нынешнему – офис, и сразу видно на столе яркую штучку… Советское, даже и добротное, в основном вид имело блёклый, тусклый, стандартный.
Но это так, в общем-то, пустяки. С одеждой-обувью – уже сложнее. Голым тоже никто не ходил – но как тяжко доставалась мало-мальски приличная вещь! А импортное – и советское – небо и земля.
Запомнилось мне когда-то такое, где-то вычитанное… Западная фирма по пошиву мужских рубашек готовится к оптовым продажам. Для советских представителей подбирают партию (причем как бы негласно) самых скромных по виду и цвету – знают, что советские всё равно именно эти рубашки и выберут, для всей огромной страны… Но даже эти рубашки, австрийские (или там румынские, индийские ) – просто шик-блеск по сравнению с советскими.
Можно представить, как всё обстояло. В