Полковник по кличке Чоха, упрямый как карабахский осёл, довёл Премьера до того, что пришлось по телефону позвонить, так он ответил: «шли письменный приказ», нигадяй праативный…

Приказа так и не получил, за всю войну не сдал и метра, но и Героем Нации не стал…

Два батальона выводились в чисто поле оборонять подступы к Степанакерту.

Там и простояли треть войны даже без лопат, чтоб выкопать окопы. Без пищи, кроме сухих макарон.

Над ними пролетали беспилотники с грузом кассетных бомб на город, но ни разу ничего не сбросили.

Повезло.

А на другом краю войны четверо суток безвылазно задыхались в смраде, собственном и своих боевых товарищей.

Эти суки беспилотники инфракрасными лучами даже ночью вычисляют из позы присевшего по нужде бойца наличие блиндажа неподалёку.

Война, в которой Армия Армении участия не принимала, предоставив Армии НКР (на 40% составленной из граждан призывавшихся в Армении) совместно с местным ополчением противостоять объединённым Азербайджано-Турецко-Израильско-Сирийско-Тунисским военным усилиям, согласуясь со стратегическим директивами из Еревана.

Война, при упоминании которой в вечерних теленовостях, лица ереванцев хмурнели, брови сдвигались, поскольку город-миллионник Ереван украсился рекламными картинками мальчиков в камуфляжке и одного солдата, что разинул рот, чтобы не лопнули перепонки при выстреле его пушки (на тот момент он уж давно был взорван беспилотником вместе со своим орудием, но Yerevan-City продолжал жить как и прежде, для него Карабах оставался такой же тьмутараканью, как для понаехавшей Москвы Сапожковский район Рязанской области, кроме тех, чьи сыновья проходят срочную службу в НКР).

Прогрессивно информированное мировое сообщество возмущалось между двумя прихлёбами пепси или пива перед своими мониторами, а после кликало подробности бракоразведения певицы Гуги или на братскую могилу раскопанную в погребе ничем не примечательного ранчо в штате Техас, а прочие даже и не переключались со своих Х-сайтов и репортажей матчев по бейсболу.

"Жизнь, да", – говаривала моя тёща Эмма Аршаковна пока ещё была здесь…

Прибывшие из России блоггеры (да были и такие), в касках сверхпрочного образца и громоздких бронежилетах, с трепетом души воспевали из окопов передовой линии фронта общечеловеческие качества Армянского Солдата.

Француз-корреспондент с мимолётным визитом в глубокий тыл, ещё даже и не доехав до Карабаха со своим небрежно собранном узлом из пушистых локонов на затылке, обиженно пояснял своему смартфону: «putain de maison de fous»…

Немногочисленных Армянских добровольцев из стран СНГ министерство обороны Армении отправляло обратно, откуда явились.

А кто без спросу добирался в Карабах, тех отправляли восвояси местные командиры подчинённые Еревану.

Добровольцы испытывали чувство законного негодования, но оставались в живых.

Особо упорные, не понимающие глобальных требований текущего момента, сливались с местным ополчением какой-нибудь из деревень, умудряясь на день-два сорвать сроки согласованных планов, но затем ситуация возвращалась в намеченную колею…

Возможно кто-то из особо упрямых выжил и 30 лет спустя, на своём смертном одре сможет сказать: «Да я был там тогда!»

Все мы помним знаменитую взбодряющую речь Мэла Гибсона перед битвой шотландцев с превосходящими силами Британских поработителей в «Храбром Сердце».

Нет ну скажи классный боевик, а?

Иногда вот думаю, смогли бы все римские легионы противостоять батальону десантников вооружённых модернизированными Автоматами Калашникова целых 45 дней?.

Деревня опустела, мужиков помоложе отправили на фронт, кроме Армена, отца семерых детей.

Детвору (кроме детей Армена) увезли в Армению, на родину переселенцев.

Из 12, жизнь продолжалась в 3-4 домах.

Кратко появился директор школы, который дезертировал и пришёл угонять своё стадо в Армению.

С горизонта накатывала канонада, день ото дня слышнее.

Я возил тачкой землю, засыпал заднюю стену мастерской земляным валом, чтобы дожди не заливали, чем-то же надо заняться.

Тачка хорошая, двухколёсная, сам делал, как и жестяной ящик склёпанный для такой операции.

Затем садился за ПК и переводил роман Пинчона.

Молодец Томас, достойно сделал стоящую вещь.

(http://sumizdut.narod.ru/volume-2/pynchon/index.html)

Потом Мельсик пришёл с пучком какой-то травы домашнего соления, в глаза не смотрит, вернее смотрит, но не глазами, а полной пустотой, говорит: «Он во всей деревне только тебя уважал».

Мельсик это отец Арама.

У меня на ужин рис был, хлеб. Мы пили спирт двойной возгонки, но опьянеть не получалось.

Тридцать лет тому, в первую войну, Мельсик был федаином, а в эту самочинно явился в расчёт орудия, при котором воевал Арам. и вместе с сыном отступал с боями от Физули до Амараса.

Пушка хорошая, дальнобойная на 20 км, только не видно куда попадает.

Когда-то била по Рейхстагу.

В Карабахе таких орудий было только шесть, у Амараса беспилотники добили последнюю.

Мельсик спокойно всё рассказывал, ровно, без малейших эмоций.

Командир батареи разрешил ему оставаться, раз сын тут, и даже слушал его советы, но всё равно погиб.

Им же сверху видно куда ударить и как. От всей батареи только трое в живых остались, один из них Мельсик, но без ранений как остальные два.

Арам погиб на его глазах, метров за сто. Пушку ставили и тут – взрыв.

Мельсик подбежал, начал переворачивать труп сына, как тридцать лет тому ворочал товарищей-федаинов.

Два осколка убили Арама, один сквозь сердце, второй через висок до шеи. Ничего, наверно, не почувствовал.

Скоро вечер. Окна кухни настежь. Мельсик сидит осунувшись потемнелым лицом, глаза пусты.

Перечисляет ошибки тактики и стратегии, что когда из Гадрута население вывезли, не стало кого защищать.

Колонна пустых автобусов пришла из Армении и Командушчи (да, тот самый) кричал в мегафон, чтобы люди грузились.

Премьер прислал, как представителя с авторитетом.

«Как в ту войну Турки от нас бежали, так и мы теперь от них, на дороге столько калашей валяется».

Мельсик отвёз сына 33-х лет и похоронил в родной деревне (он не знал, что её предусмотрено сдать), потом вернулся в Езнагомерь угонять стадо Арама в Армению, куда уже уехала его вдовая невестка Амест с двумя детьми дошкольниками.

Наутро он мне сказал, что подписана капитуляция.

Три дня спустя я принял горячую ванну и в 10:17 покинул Езнагомерь. Дверь запирать не стал, чтобы мародёры зря не ломали. Всё-таки "евро", жалко же, за 100 км из Степанакерта привозил.

На двухколёсную тачку примотал мешок со свитерками, что когда-то мне вязали дочки и Сатэник, ещё рюкзак с литровой бутылью абсента и парой туфлей, парой джинсов и печенья пачкой, а поверх всего гитару тоже привязал. Всё остальное осталось позади, даже трёхтомник Солженицина с его автографом.

А спирт я