приютился человек. Понимая, что этот тот же самый Калюста, который помогал ему выбраться из пещеры, а потом провел по Неправильному Лесу, Кай не мог убедить себя, что самодел его не тронет. Звенящая тишина становилась почти невыносимой. Он потряс головой, постучал по ушам, но звук не вернулся. Надо было прыгать, однако весь лес в округе был затоплен самоделом, многие деревья накренились, какие-то упали, но поблизости поваленных стволов или другого островка «суши» не было. Земля волновалась, и ему пришлось опуститься на колени, чтобы не свалиться снова.

— Там, в пещере, ты подчинялся мне, — прошептал Кай. — Уходи! Растворись в земле! Убирайся прочь!

Мерцающее болото, украшенное звездами, по-прежнему поднималось к его ногам — равнодушное, и, похоже, глухое. Может, самодел в пещере отличался от своего лесного брата? В шахте Кай с легкостью опустил руку в разноцветную массу, даже не задумываясь о последствиях, но сейчас ему было страшно даже коснуться жижи сапогами. Казалось, что враждебная среда сразу утащит его в подземные недра.

— Ты ли это, Калюста? — бросил он в отчаянии.

Когда в воздух взлетели кусты брусничника, загораживающие до этого опушку, Кай снова стал слышать. Он ожидал, что мир будет наполнен криками тонущих солдат, но кричал только Тупэ — его голос отчетливо выделялся на фоне заботливого бормотания Десятой и деловитого говора Райзора.

Картина была и страшной, и красивой одновременно. Озеро самодела, раскинувшееся за брусничником, переливалось красным, синим и желтым, отбрасывая разноцветные блики на устоявшие кедры. Масса постоянно двигалась, лаская мерцающими язычками шершавые стволы и длинный узкий холм суши, на котором — слава Калюсте! — стояли его друзья. Вернее, стоял только Валентин, вид которого можно было назвать почти торжествующим.

Десятая лежала на животе, протянув руки вниз, Райзор растянулся по соседству. Оба держали Тупэ, который отчаянно цеплялся за них, соскальзывая по грязному склону прямо в самодела. Гном был без сапог. Одна его нога была по колено погружена в самодельскую массу, и Каю даже на расстоянии было видно, как покраснела и воспалилась кожа там, где ее коснулись брызги Хищиды.

— Валентин, помоги же! — закричала на грандира Десятая — Нам не нужен еще один безногий!

— Я к Хищиде близко не подойду! — заорал на нее в ответ грандир. — Вас она не тронула, раз вы рядом и еще живы, а со мной вопрос открыт. Я становиться чантом не желаю.

Только тут Кай понял, что на поляне, превратившейся в озеро, нет даже следов, оставшихся от Детей Неба — ни скафандров, ни шлемов, ни оружия. У самодела появились новые чанты. И сейчас одним из них мог стать Тупэ.

— Тащите его! — закричал Кай со своего острова. — Валентин, чего ты стоишь? Помоги им!

Грандир так круто развернулся, что Каю показалось, будто тот сейчас потеряет равновесие и тоже рухнет в Хищиду.

— Выжил, гомункул? — хохотнул он. — Ну, кто бы сомневался! Подожди немного, Хищида уже успокаивается, сейчас самодел в землю уйдет.

Словно желая поставить человека на его место, из болота, в котором застрял Тупэ, вырвался новый фонтан разноцветной жижи, который обдал обжигающими брызгами всех стоящих поблизости за исключением разве что Валентина. Тот успел отбежать за дерево и накрыться остатками плаща. К счастью, поднявшаяся волна выбросила гнома прямо на холм, освободив из плена его ногу.

— Тупэ, ты как? — снова закричал Кай, обретя равновесия. Толчки повалили его, однако самодел, окружавший его островок, выше не поднялся.

— Кажется, я лишился ноги, — проскрипел гном.

— Это всего лишь ожог, причем не самый страшный, — раздался голос Валентина. — Пройдет через пару часов, поверь мне на слово.

— Клянусь плотью, кровью, членом и головой! — прорычал Райзор. — Я убью каждого старателя, который впредь сунет нос в мой лес. Будь проклят этот день! Будь проклят самодел! Вся моя добыча теперь на дне этого чертова озера. И ствол мой тоже!

— Гомозуль вернулся к отцу-создателю, — философски заметил Валентин. — Он обычно забирает с собой все, что ему понравилось. Молись Калюсте, что ему по вкусу пришлись только солдаты Корпуса.

— Это мы из-за тебя влипли, грандир, — нехорошо понизил голос Райзор. — Солдаты ведь за тобой шли. Ты должен заплатить мне за гомозуля и оружие!

— Во-первых, тебя никто не просил тащиться за нами, искатель, — тем же тоном ответил Валентин. — А, во-вторых…

Кай его перебил. Несомненно, с Райзором-без-риппа было общаться легче, чем с Райзором-с-риппом, но сейчас его взволновало другое.

— Эй! — окликнул он их, — я не знаю, что это такое, но выглядит оно скверно.

В разноцветной луже самодела, разлившейся на месте брусничника, надувался пузырь. Он был таких огромных размеров, что под мерцающей пленкой мог свободно уместиться подъемник из шахт Тиля Голубоглазого. Пузырь рос медленно, но уже было понятно, что когда он лопнет, то захлестнет всех, включая островок Кая.

— Бегите! Там есть тропа!

Кай стоял на возвышении и видел, что за клочком суши, где находились его друзья, самодел уже стал спадать, обнажая влажную землю, уходящую черной лентой в заросли кедрового стланника. Райзор увидел дорогу первым и без лишних слов бросился в кусты. Остальные заколебались.

— На меня не смотрите, я выберусь! — прокричал им Кай, с ужасом наблюдая, как пузырь становится все больше. Теперь его было видно уже издалека — эдакий маленький вулкан самодела, который не обещал ничего хорошего.

— Там дерево упало, я по нему перелезу, — добавил он, махнув рукой в неопределенную сторону. — Пузырь вот-вот лопнет, быстрее!

У Тупэ помимо ноги было обожжено лицо и запястья, плечи Десятой тоже покрывали кровоточащие ранки, но они все не уходили. Кай их понимал, ведь было ясно, что никакого бревна поблизости не было, и что пузырь накроет его с головой.

— Мы ему не поможем, — очнулся Валентин и стал подталкивать Тупэ с Десятой на спине.

Когда пузырь принялся трещать и издавать странные звуки, гном все-таки побежал. Грандира же и след давно исчез.

Кай еще соображал, не рискнуть ли ногами ввиду грозящего ему масштабного ожога, когда пузырь лопнул. Он скорчился, накрыл голову руками и постарался спрятать лицо. Судя по количеству оглушительных взрывов, пузырь взорвался не один. Оставалось надеяться, что друзья добежали до укрытия.

А потом — бесконечное ожидание боли, которой не последовало. Ощущение, когда на Кая упали ошметки взорвавшейся массы, было не передаваемым — ведь он никогда не принимал ванны из сладкого киселя. Поднявшись, Кай долго отряхивался от налипших по всему телу ошметков самодела. Если они и доставляли какие-то неудобства, то только тем, что с трудом отдирались от кожи, оставляя на ней липкий отпечаток. Ожогов не было. Может, они появятся позже?

Заросли, к