Я знал в тот момент, что Дали вложил в картину еще и другое, что я тоже чувствовал, но недостаточно зрело, чтобы обратить в слова. Мне недостает сна, чтобы объединить все эти прекрасные искры в одно чудесное пламя.

Приготовился задать вопрос. На секунду осекся, неуверенный, готовы ли они отвечать.

НЕТА: Не сомневайся, спрашивай.

МАРИ: Когда мы начнем, не рассчитывай на пощаду в награду за тактичность и вежливость твоих вопросов.

– Мы плаваем там, где акулы и где глубоко, где опасно, но есть шанс отыскать клад. На мелководье клады не водятся. Можешь на нас рассчитывать – пощады не будет, – с удовольствием присоединила свою угрозу Нета, смачно потирая руки.

Маринета улыбается, Анна ожидает момента вернуться в беседу и делает это чуть серьезнее, чем требуется.

Я поглубже запрятал свое «я как раз очень на это рассчитываю» – опрометчиво забыв, что они настолько хорошо читают свои мысли, что в процессе (забывшись) довели до совершенства умения читать и чужие.

Вероятно, мои мысли так отчетливо проявились на лице, что Мари, не удержась, прыснула. Анна сменила напряжение улыбкой – все еще неуверенной и виноватой – отметив свое возвращение. Осторожная полуулыбка Неты сделало ее на короткое время старшей – именно то выражение, которое должна была изобразить, если бы намеревалась сыграть Мари.

– Как получилось, что вы предлагаете мне право на любое желание и не волнуетесь, буду ли я с честью пользоваться вашими приношениями? По большому счету – вы ведь меня совсем не знаете.

МАРИ: Три причины. Первая, ты уже знаешь, мы адреналино зависимы. Но по многим причинам ведем уравновешенный и безопасный образ жизни. Не употребляем стимуляторы. Но не в силах отказать себе в риске, который предлагает реальная жизнь. Наши приношения, как ты это называешь, без сомнений, риск. Но нас трое и это автоматически повышает безопасность. Кроме того, я не боюсь доверить тебе эту тайну, отец нанял человека, который отвечает за нашу безопасность и считает, что мы про это ничего не знаем. Как ты уже успел заметить, он превратил нашу квартиру в непреступную крепость, но ты не знаешь мизерную часть остальных его усилий.

– Не понимаю – так это вы ему назло?– не сдержался я.

«Не торопись» остановило меня.

Немой (надеюсь, отрицательный) ответ.

– Ты говоришь об этом как о сумасбродстве, – сдерживаясь, обратился к Мари и вслед к Марианете. – Вы считаете, что можете преотлично обойтись без его защиты, не подозревая о реальном риске. Не романтически-привлекательном адреналиновом, а о настоящем, изготовленном из боли и крови. От того, что вы не видите в своем окружении уголовников или маньяков, способных нанести вред. И когда я говорю «вред», я имею в виду серьезный вред, – передразнил я Нету. – Вы считаете: своей заботой он мстит вам за свою потерю? Сомневаюсь. Единственный человек, кого он винит в ее смерти – себя. Не знаю, каким взглядом он смотрит…

Я просверлил Анну отцовским взглядом. Как он в действительности выглядел, не имел представления. Насколько удалось приблизиться к оригиналу, не знаю. Анна мне не помогала. Она была занята тем, что напряженно следила за моим взглядом, полагая, что для пущей убедительности он сползет ей на грудь, и, не дождавшись, румяно вспыхнула. Все же я не сдержался обратиться в адвоката.

– Он предпочитает в десять раз переусердствовать, чем на процент недозащитить. Никто из нас не знает, что значило для него потерять ее. Это невообразимо.

Я заслужил несколько секунд молчания, но не знаю, как поступить с взглядом, который продолжал говорить, и Марианете все еще необходимо слушать. Открытие готово отправиться в мой дневник – «устами можно говорить со многими, взглядом только с одной». Почему-то мой взгляд, уже привыкший к Нете, остановился на Мари, а она в ответ потупила свой. Вернулась Анна из добровольной ссылки и новой незнакомой мне интонацией, мягкой и доверчивой, продолжила оборванное мной.

– Вторая, – продолжила Анна, игнорируя мой монолог. – Давать тебе право на неограниченные желания – дешевый трюк, а не реальный риск.

Нет, Анна определенно напрашивается на тяжелый ответ, и он есть у меня. Еще только два слова. Стены абсолютно правы, сомневаясь в благополучном исходе моего визита.

МАРИ: Ты не представляешь для нас тот риск, о котором подумал тотчас же, как услышал предложение. Не для того, чтобы им воспользоваться, а чтобы защитить нас от него. Именно поэтому ты – особый риск. С тобой можно играть в игры, в которые опасно играть с любым другим мужчиной…

НЕТА: За исключением разве только одного.

– Третью причину ты и сам знаешь, – довольная своей проницательностью заключила Анна поспешно. Кажется, пытаясь отвлечь внимание от Нетиной подсказки.

– Не имею представления, – и после короткого раздумья. – Серьезно. Боюсь, вы переоцениваете мои хиромантические способности.

НЕТА: Ты, мой миленький дружочек, безнадежно влюблен и не способен ни слухом, ни духом замечать никого вокруг. Ты не опасен ни для одной женщины, кроме неё. И ни одна женщина на свете, кроме неё, неопасна для тебя.

Откровенность. По моим понятиям, так даже махонько чересчур. Они используют откровенность не чтобы открыться и сблизиться, для чего та и предназначена (во всяком случае, в моем словаре), а чтобы надежнее припрятать свою тайну. «Все мужчины за исключением разве только одного». И о какой любви?.. не о той ли, о которой не знает ни одно существо во вселенной, включая женщину, которая знает про меня все, идет речь?

Но это уже не откровенность, а скорее, открытие. Может, они и правы – это действительно любовь, а не детская привязанность.

И вновь… «за исключением разве только одного». Что Нета пытается сказать … или подсказать?

НЕТА: Кто она? Как она умудрилась заполучить тебя?

– Не хочу говорить об этом.

– Правило дома – такой ответ не принимается, – довольная собой произнесла Нета.

– Какие еще правила у дома?

АННА: Правил много. Главные – нельзя обманывать, чувствовать и показывать превосходство, осуждать и не отвечать на вопросы.

– Как вы будете знать, что я говорю неправду?

АННА: Так же, как ты будешь знать, что мы заговорили на иностранном языке.

– И вас не заботит, что и я начну задавать подобные вопросы? Или ваши правила распространяются исключительно на гостей?

МАРИ: Нет. Мы все равны.

НЕТА: Разве ты не находишь изысканного удовольствия в самоистязании, что вынужден отвечать на самые интимные вопросы?

– Не нахожу, – сознался я.

– А потому это, что никогда не пробовал. Попробуй –