И, когда мои пальцы смыкаются на стеклянном кубе, на меня, словно порыв ветра, обрушивается догадка, такая резкая, что ноги едва не подкашиваются.

Я медленно опускаю пресс-папье.

Фальшивый камень, сделанный из стекла.

Неожиданно я вспоминаю тот день, когда мы видели Филиппа Вестергарда в стекольной мастерской.

Зачем ему понадобилось навещать Айви, если он ничего не заказывал?

Почему он оказался рядом с ней на дороге в день ее смерти?

– Марит, – произносит Якоб, – с тобой все в порядке? У тебя такой вид, словно ты вот-вот упадешь в обморок.

В нос проникает густой запах горячего шоколада, поднимающийся над моей нетронутой чашкой.

– Мне только что пришла в голову ужасная мысль, – шепчу я.

Невероятно ужасная. Но она могла бы объяснить очень многое.

– Что, если… – начинаю я, чувствуя, как стук сердца отдается у меня в ушах. – Что, если камни, происходящие из копей Вестергардов, на самом деле вовсе не самоцветы?

Мои слова заставляют всех потрясенно умолкнуть.

«О, адовы котлы, это придает смысл буквально всему».

– В копях Вестергардов не всегда добывали драгоценные камни, – размышляю я вслух. – Они были найдены чуть больше десяти лет назад, – я опускаюсь на колени и ставлю пресс-папье на пол рядом с собой. – Мы все это время думали, что тех шахтеров могли убить, – говорю я, поворачиваясь к Якобу, – чтобы скрыть что-то… чтобы сохранить какую-то ужасно важную тайну. Что, если они собирались поведать о том, что эти камни – не настоящие самоцветы?

– Подожди, – прерывает меня Якоб, в задумчивости проводя рукой по волосам. – Как это может быть? Сделать фальшивый самоцвет почти невозможно. У нас нет для этого инструментов. Ты сама это сказала.

– Но у людей, владеющих магией, есть такой инструмент. Подумай об этом. Может быть, можно создать вполне достоверный с виду самоцвет, если, допустим, у тебя есть особенная способность к манипуляциям со стеклом, – я поднимаю пресс-папье Айви, и на лице Брока, подобно шторму, сгущается напряженное, убийственное выражение. – И особенная способность придавать ему тот оттенок, какой ты захочешь.

– Ты имеешь в виду, – медленно произносит Якоб, – сочетание того, что могли бы сделать Айви и Лильян?

Лильян молчит, сжимая чашку так, что костяшки ее пальцев белеют.

– Что, если… – говорю я и сглатываю, – что, если камни, которые принесли Вестергардам целое состояние, рождены не в копях, а посредством магии? Средний человек – даже король – никогда не смог бы предположить подобного. Единственными, кто мог бы заметить разницу, должны быть ювелиры. А вы бы видели, какие выплаты Вестергарды перечисляют одному-единственному семейству ювелиров, торгующему драгоценностями по всей Дании. Может быть, они платят им за то, чтобы те подтвердили, что камни подлинные?

«Да!» Я вспоминаю выражение готовности на лице ювелира, когда он предложил мне раздобыть камень любого оттенка, какой я пожелаю. Как можно обещать подобное? Если только у тебя нет возможности решать, какой оттенок примет камень.

– Но если это правда, то нападение на Айви было совершенно бессмысленным, – возражает Брок, едва сдерживая ярость, и встает. – Зачем им убивать ее? Она не нужна им мертвой. Она скорее понадобилась бы им живой и здоровой.

Я колеблюсь.

– Может быть, она отказалась им помогать. Возможно… это не та работа, за которую кто-то возьмется добровольно. Если только… – мое дыхание прерывается, – если только они ее недооценили.

Она была для их настолько же полезной, насколько и опасной.

– Возможно, они перехватили ее по дороге, когда она ехала одна, чтобы затащить в повозку и увезти в шахты.

Взгляд Брока становится ясным и пристальным. Он достает крошечный осколок стекла.

– Но она сопротивлялась.

Якоб беззвучно выдыхает ругательство.

Это легко могло стать мотивом для убийства любого шахтера, угрожающего разоблачить деяния фальсификаторов. Любого. Например, моего отца.

Это могло бы объяснить, почему мой отец хотел, чтобы король занялся расследованием происходящего.

Это могло бы объяснить, почему Айви смертельно ранили и последними, кто видел ее живой, были Вестергарды.

Сердце неистово колотится у меня в груди. Неужели это та тайна, которую десять лет назад отец пожелал завещать нам? Неужели мы наткнулись на огромную секретную аферу, которая начинается прямо здесь, в доме Вестергардов, и эхом раздается по всей Дании?

– Так что нам делать дальше? – шепчет Лильян. Ее глаза сверкают в темноте, словно драгоценные камни. – Как мы вообще сможем доказать все это?

– Нам нужен камень, который однозначно происходит из копей Вестергардов, – говорю я. – Хелена вообще не носит драгоценностей. Единственный камень, который мы действительно можем заполучить, – тот, который носит на руке Филипп. А Якоб сможет определить, стекло это или нет.

Неожиданно мне в голову приходит мысль, что, возможно, именно поэтому отец оставил для меня камень в банковском хранилище. Он дал мне настоящий самоцвет, вполне вероятно, один из немногих подлинных в Дании, чтобы нам было с чем сравнивать фальшивку.

Может быть, именно этот камень пытались найти те люди в ночь смерти Ингрид.

Я закрываю глаза.

– Но как нам подменить кольцо на руке Филиппа так, чтобы он не проснулся и не застукал нас? – спрашивает Лильян.

– Не знаю, – колеблюсь я.

– Мы можем опоить его, – одновременно со мной произносит Брок, и Якоб морщится.

– Ладно… погодите… минуту, – говорит он, с силой дергая себя за волосы. – Если то, о чем говорит Марит, окажется правдой, то это ужасно, возможно, даже преступно, и Филипп заслуживает того, что с ним случится. Но я должен заботиться о нем. Он может оказаться невиновным. И опаивать и грабить его кажется мне некоторым… нарушением врачебного кодекса.

– Так зажми уши и смотри в другую сторону, – говорит Брок. – Дорит подсыплет снотворное в его еду, – он громко щелкает костяшками пальцев. – С удовольствием.

Помедлив, я все-таки решаюсь сказать:

– Я заберу у него кольцо. Тебе не придется нарушать кодекс.

– А я могу вырастить любое растение для снотворного. Ты окажешь ему услугу, если посоветуешь мне что-нибудь. Иначе я буду действовать наугад, – добавляет Брок, и лицо его мрачнеет все сильнее, – но у меня вполне может получиться яд.

Хотя моя догадка стучит у меня в висках, словно барабан, я все же ощущаю укол беспокойства. То, что мы сделаем после этого, может повредить Вестергардам. И Еве. Это может уничтожить будущее каждого из нас, отнять у нас работу и средства к существованию. Это может разгневать многих людей.

Могущественных и опасных людей, которым есть что терять. Людей, которые и прежде совершали убийства.