полном составе занята уборкой закреплённой за ротой территории! Ремонтно-восстановительная рота, в полном составе занимается по своему плану!

Обычно такой «парадной картинности» у меня в батальоне не наблюдается: никто не тянет ноги как на параде — ведь я считаю, что на исход боя не повлияет то, как высоко и ровно ты вытягиваешь свою ножку — и уж тем-более никто не орал во время доклада. Вот только капитан, заметив меня из окна своего кабинета (и заранее оповещённый дежурным по КПП), решил сыграть на опережение и встретить своего воинского начальника на улице, попутно попытавшись понять, что за гости прибыли в батальон.

Откозыряв в ответ, я отпустил дежурного офицера, попросив беспокоить только в случае крайней необходимости.

Войдя в здание штаба, тут же наткнулись на вытянувшегося во «фрунт» сержанта-сверхсрочника, помощника дежурного по штабу. Как полагается, он был одет в парадный мундир и туго перетянут ремнём, на котором висела кобура с табельным револьвером системы «Нагана»

Вообще, у меня в батальоне как-то само-собой пошло, что личное оружие находится у всех сержантов-сверхсрочников и офицеров на руках. Контрразведчики обратили на это внимание, но вслух ничего не сказали, хотя по их лицам было заметно, что они удивлены и несколько обеспокоены — так ведь можно и до неприятностей в виде самострела дойти. Впрочем, я не был настолько обеспокоен, потому что знал, что пистолеты у офицеров разряжены, и чтобы моим подчинённым удалось из них выстрелить, им потребуется поставить заряженный магазин, который хранится в кобуре. Тоже самое и с револьверами — патроны у офицеров и сержантов были, но их требуется вначале зарядить. Во избежание — так сказать.

В штабе было приятно находиться. Ласково манила лёгкая прохлада, буквально обволакивающая, после нахождения под утренним солнышком. В первый раз почувствовав такое наслаждение после знойной июльской жары, я было подумал, что где-то стоит достаточно мощный кондиционер. Конечно, кондея из двадцать первого века в веке двадцатом не оказалось. А температура в здании — это просто какая-то хитрость проектировщиков и строителей, которую мне так было и не суждено узнать: в первый день войны, сразу эскадрилья пикирующих бомбардировщиков отбомбится по зданию штаба, сравняв его с землёй. А после, уже советские войска доделают то, чего не сделают немцы в тридцать девятом. Да и выхода особенно у них не будет — не будут же красноармейцы банально смотреть на здания, из которых их убивают? Правильно — не будут, а лишь банально вызовут батарею, которая окончательно смешает с землёй когда-то неплохое здание… Впрочем, всё это будет впереди, да и узнаю я об этом совсем нескоро — через несколько долгих, фронтовых лет…

В штабе было немноголюдно — пара дежурных солдат протирала пыль, ещё двое — несли какие-то кипы бумаг под предводительством офицера разведки и тактики батальона, подпоручиком Севереном Маршалеком.

Перед кабинетом со скромной табличкой «Подпоручик Домбровский» задержались лишь на десяток секунд — пока я ковырялся ключом в замочной скважине. Больше и не требовалось.

К моему удивлению, со мной в кабинет вошли только майор и поручик. Подпоручик лишь передал свой саквояж поручику, после чего вышел в коридор к капитану и встал около двери, поплотнее прикрыв дверь. Оно и понятно — незачем лезть не в своё дело.

На столе у меня был как обычно — бардак: печатная машинка соседствовала с настольной лампой, украшенной массивным зелёным абажуром… чуть в сторонке лежала стопка писчей бумаги, а возле неё находился набор письменных принадлежностей: перьевая ручка в стакане и непроливайка с чернилами. На другом краю стоял обычный проводной телефон с чёрным, эбонитовым корпусе.

Какое-то время потребовалось на то, чтобы все расселись.

— Итак, пан поручик, если вас не затруднит, мы бы сразу перешли к делу. — Начал майор, после короткой заминки, возникшей после того, как контрразведчики, достаточно бегло повертев головами, осмотрели кабинет:

Я — за свой стол. А контрразведчики — у основания буквы «Т», по обе руки от меня, на некотором расстоянии.

— Если честно, был бы рад, сложись у меня возможность побыстрее разрешить все наши с вами вопросы.

Я рассчитывал, что слово вновь возьмёт майор, но оказался неправ. Продолжил поручик:

— Пан поручик, нам прекрасно известно о разногласиях, которые возникли у вас с нашим ведомством зимой этого года и не хотим, чтобы они повторились вновь. Именно поэтому мы и общаемся сейчас с вами здесь, а не вызвали вас к нам.

— Я премного благодарен вам за это. — Не стараясь скрыть своего недовольства, отвечаю контрразведчикам. — Был малоприятный опыт общения с вашими коллегами. Да вы это итак сами знаете!

После моих последних слов, глаза майора буквально вспыхнули. Но первую скрипку сегодня играл точно не он, поэтому поручик лишь примирительно поднял руки и продолжил:

— Пан поручик, мы к вам приехали, не затем, чтобы вспоминать старые обиды. И не затем, чтобы появились новые. Поэтому, позволите мне, наконец, перейти к делу?

— Я вас внимательно слушаю!

— Прежде чем начать наш разговор, прошу вас подписать вот этот документ. — Контрразведчик достал из своего чемоданчика листок бумаги и протянул его мне.

Я внимательно изучил полученный документ. Там всё просто — повестка о неразглашении: «Я, нижеподписавшийся (моё имя уже было вписано), даю настоящую подписку о том, что обязуюсь не разглашать особой важности, совершенно секретные и секретные сведения, ставшие известными мне за время службы в Генеральном Штабе Войска Польского». И печать — второго отдела Генерального штаба Войска Польского.

Изучив документ, краем глаза замечаю доброжелательную улыбку и внимательно изучающий меня взгляд поручика-контрразведчика. Ставлю свою размашистую подпись и возвращаю подписку контрразведчику, тот с благодарностью кивнул, после чего поставил на стол перед собой портфель из чёрной кожи. Как оказалось, портфель был закрыт на замок, ключ от которого был у майора. Тот достал его из кармана, протянул поручику. Контрразведчик с орденом кивком поблагодарил пана майора, после чего открыл замок при помощи ключика и извлёк из портфельчика обычную картонную папку. У меня таких в сейфе с десяток — с личными делами вновь прибывших офицеров, да различной документацией, которую веду лично.

Папку целиком протягивать поручик мне не стал. Достал из неё лишь несколько фотокарточек и положил их на стол, передо мной.

— Вам знаком этот человек?

Даже короткого взгляда мне хватило, чтобы понять — да, я знаю человека, изображённого на этих фотокарточках! Очень хорошо знаю!

На одной из чёрно-белых фотокарточек, далеко не самого высокого качества была изображена пара людей: немолодой мужчина и молодая девушка, шедшие рядом друг с другом по парку; на второй