всегда, играл с ложками и вилками, сопровождая устроенную «бойню» странными булькающими и рычащими звуками. Мама в своем любимом домашнем платье вертелась у плиты, раскладывая по тарелкам дымящуюся кашу; место отца пустовало, и даже газета не лежала на барном стуле.

– Доброе утро, – поздоровалась я, специально сипя. – А папа где?

– Уехал несколько часов назад, у него командировка, – сообщила мама. – Ты плохо себя чувствуешь?

– С чего ты взяла?

– Ты бледная и глаза блестят. Это плохо. Может начаться лихорадка. Температура есть?

– Черт знает.

Она порывисто приблизилась:

– Перестань употреблять такие выражения! Твоему парню наверняка не нравится, что ты выражаешься столь некультурно.

Теперь настала моя очередь закатывать глаза. То, что она вбила себе в голову, будто мы с Солейлем встречаемся, крайне выводило из себя. Да я бы скорее добровольно взошла на плаху.

– О, поверь, его все устраивает.

Пусть думает, что хочет. Не буду спорить и распинаться в пустоту.

Мама прижалась губами к моему лбу. Они показались мне холоднее льда, так что я едва не отпрянула.

– Около тридцати семи с хвостиком, – пришла к выводу она. – Поешь и оставайся дома. Отправлю маленького, – она потрепала брата по волосам, – в школу и схожу в аптеку за лекарствами.

Я облегченно выдохнула.

– Ну-у-у, – проревел брат, надув губы, так что веснушки как по мановению волшебной палочки собрались вокруг его носа. – Ийка остается, а мне почему нельзя?

– Не Ийка, а Ия, – поправила мама. – И тебе нельзя, потому что ты здоров, а ей можно, потому что она больна. Почему тебе нужно объяснять такие простые вещи?

– А вдруг у меня глисты! Большие толстые противные глисты!

– Хватит городить чушь за столом! – повысила голос мама. – Я не намерена это терпеть! Ешь быстрее, у тебя сегодня важные уроки, нельзя опаздывать.

Ковыряя корочку, покрывшую кашу, я мельком отметила, что во времена моего детства мама не учила мое расписание. Пожалуй, братишке не грех и посочувствовать.

Насупившись, он затолкнул в рот ложку. Похоже, тоже сообразил: с мамой спорить бесполезно.

Каша за считаные мгновения перекочевала в желудок, совершенно не насытив, зато избавив от сосуще-хлюпающего голода. Рассиживаться на кухне мне не хотелось, поэтому, поправив плед, сползающий с плеч, я поставила тарелку в мойку:

– Я к себе. Позови, когда лекарства купишь, хорошо?

– Договорились. Отдохни.

– Подремлю немного.

Скрывшись за родной дверью, я тут же вернула на лицо сосредоточенное выражение вместо болезненного. Просто плюхнуться на кровать и отдаться вьюге сновидений было непозволительной роскошью и наглостью по отношению к надписи и тому, кто ее оставил. Еле слышимый шепот букв на обоях окутал, принялся вновь умолять разгадать их тайну. Запах крови и обоев защекотал ноздри, в сознании отпечатались малейшие царапины на буквах и осадки крови на их краях.

Выводы напрашивались незамысловатые. «БЕРЕГИСЬ ЛИСА». Ясно и понятно. От какого-то лиса исходит опасность, и я должна это учитывать при своих действиях. Вполне вероятно, опасность эта смертельная, иначе меня бы не предупреждали таким экстремальным способом. Само собой, первая мысль при прочтении надписи – школа. Разделение на лисов и волков в высшей степени странное. За этим что-нибудь скрывается?

Изенгрин – волчий староста. Ответственный за всех волков. Он – Волк.

На надписи – «лис» в единственном числе. Значит, это должен быть староста всех лисов. Но я о нем никогда не слышала, а ведь он должен был уже объявиться – я новенькая, меня пытаются перетянуть на ту или иную сторону, его участие необходимо, чтобы убедить меня склониться к лисам. Но его нет. А есть ли он вообще?

Если есть – значит, стоит держаться от него подальше; пусть таинственный благодетель с длинными коготками и неизвестен, но не верить ему повода нет. Скорее, наоборот – я даже склонна ему доверять. Не убил, предостерег – значит, не враг.

Если нет – тут все просто. Нужно ограничить свой круг общения. Есть, конечно, вариант, что меня просят беречься Пака, ведь он – единственный лис, с которым я общаюсь, но мне почему-то не хочется его придерживаться. Арлекин? Тогда благодетель вычертил бы «берегись лисы» или «лисицы», так что ее кандидатура отпадает.

Итак: узнать, есть ли у лисов староста. Положительный ответ – познакомиться, чтобы знать его в лицо и соблюдать осторожность. Отрицательный – перестать контактировать со всеми лисами и подозрительнее отнестись к Паку. И к Арлекин на всякий случай.

Телефон мгновенно перекочевал с кровати ко мне в руки, и я набрала выученный наизусть номер.

– Ты совсем безбожная, Хель? Еще восьми нет.

– Ты еще в кровати? В школу опоздаешь, – парировала я.

– Плевать. Предпочту выспаться. Тебе никогда не хотелось понежиться в постельке часиков до девяти и не спеша пойти на занятия, когда уже солнце взойдет? – Не успела я и рта раскрыть, как он уже фыркнул: – Ох, да, совсем забыл, ты же у нас Мрачная Хель, царица царства мертвых, тебе проще передвигаться в кромешной тьме при тусклом свете уличных фонарей под кроной деревьев.

Отчетливая насмешка, однако не озлобленная, а веселая, так что обижаться невозможно.

– Тебя что-то не устраивает, леший?

– О, так ты узнала значение моего прозвища! – восторженно воскликнул он, будто разом проснувшись. – Но все-таки ты немного неправа. Пак скорее ассоциируется с лешим, но на самом деле он шалун и трикстер, лесной дух.

– Лесной дух – значит леший, – отмахнулась я. – Я не за обсуждением твоего позывного звоню.

– У-у-у, мне уже любопытно, что могло заставить гордую Хель первой позвонить скромному Паку.

– Уточнить кое-что. Изенгрин – староста всех волков. Так?

– Несомненно. Вообще-то, его хотели сместить несколько раз – не поверишь, но даже Гери изначально позиционировал себя как его конкурента, – только вот ничего не вышло. Изенгрин крепко держится на ногах и позиции уступать не намерен…

– Мне это неинтересно, – прервала его я. – Есть ли такой же староста у лисов?

– Нет, – тут же ответил он. – Тебе только это любопытно?

– Да.

– Вообще, я не очень разбираюсь в истории гимназии, если честно, но общего старосты лисов никогда не существовало. Ну, знаешь, в природе волки – существа стайные, действуют сообща, вот и им, людям-волчаткам, нужен объединяющий фактор, вожак и альфа, если угодно, и в этой роли выступает Изенгрин. А лисы охотятся и живут большей частью в одиночку, и мы так же; либо сбиваемся в небольшие компании, либо ходим сами по себе, и дисциплина при этом не теряется. Нас необязательно контролировать.

– В этом есть логика.

– Еще что-то?

– Да, меня не будет в школе. Можешь передать Изенгрину, что я не приду на тренировку? А то Солейль сожрет с потрохами.