Дома я кружила вокруг контейнера с крошечным кусочком торта, как акула вокруг аквалангиста. Сначала переоделась в домашнее и хотела поставить чайник, потом передумала. Набрала ванну с грейпфрутовой пеной, приготовила кофе и понесла торт туда. Собралась намазать на лицо маску, но она слишком сильно воняла гнилыми тряпками, поэтому решила отложить.

Когда вчера Снежка принесла торт, я сразу сказала, что заберу кусок с собой, но с любопытством следила за процессом разрезания: было интересно, что там внутри. Если уж Слава обещал какой-то невиданный разврат.

На разрезе оказалась шахматная доска: ровные светлые и темные клеточки. А еще шарики из заварного теста, наполненные вишневым муссом с ягодой внутри. По каким-то одному ему известным приметам Слава разрезал торт так, что нож виртуозно прошел ровно по центру каждого из них.

— Вау! — восхищенно выдохнула Снежка и первая подставила тарелку. — И как ты это сделал?

— Не скажу, — загадочно улыбнулся он, довольный эффектом, как слон.

— Я, пожалуй, пойду… воздухом подышу, — сказала я, нервно сглотнув.

Слава посмотрел на меня, вопросительно сдвинув брови.

— Да все нормально. Наслаждайтесь. Не забудьте мне кусочек оставить. Треть от ваших.

Я накинула куртку и вышла на веранду, глядя на мокрый садик с раскисшим газоном. Да, хотелось наброситься на этот торт и с урчанием сожрать целиком. Заесть вкусненьким темный осадок от перформанса Совы. Но это желание, как ни странно, оказалось управляемым. Чудовище не проснулось.

И вот сейчас, лежа в ванне, я кофейной ложечкой отковыривала крошечные кусочки и смаковала долго-долго, рассасывая до молекул. Не стесняясь урчать и стонать от наслаждения. И стараясь не вспоминать другой торт и все, что ему сопутствовало. Да, Автандил не ошибся: эти игры были слишком опасными. Как наркотик, на который подсаживаешься с первой же дозы.

Чтобы отвлечься от самых непристойных картин на мысленном экране, я переключилась на сугубо прозаические вещи. Намазала маску на лицо и на волосы, побрила ноги и подмышки. Тема Совы под влиянием этой процедуры мутировала в неожиданную сторону.

Для интимной эпиляции мы, все трое, ходили к ее однокурснице Катерине, которая значилась у нас под кодовым наименованием «шерстяная баба». Катя действительно была дюжей бабищей, габаритами примерно как я перед лечением в клинике. И с гусарскими усами. То ли сапожник без сапог, то ли весь ее скилл распространялся только на зону ниже пояса. Скилл, кстати, оплачивался весьма недешево, и зарабатывала она намного больше, чем в бытность учительницей английского в школе.

Как бы не пришлось нам со Снежкой после сегодняшнего искать новую «шерстяную бабу». Хотя если с короной все закрутилось так серьезно, возможно, процедуры эти придется проводить самостоятельно. Эпиляция, маникюр, педикюр — это все еще полбеды, а вот как быть с парикмахерской? Я носила самое простое каре на косой пробор, чаще гладкое, иногда пушила брашером. Однако простота эта была кажущейся, поскольку требовала коррекции минимум раз в месяц. А судя по тому, как все шло в Европе, месяцем ограничений мы вряд ли отделаемся.

Дотянувшись до телефона, я записалась оптом на все: стрижку, косметический массаж, чистку лица, маникюр, педикюр. И к «шерстяной бабе», после некоторых колебаний, тоже. Если уж помирать — так красивой.

В понедельник все четверо моих магазинщиков встрепенулись и бросились подбивать бабки. В самом прямом смысле — хором закрылись на переучет. Наверно, о грядущем постановлении губернатора об ограничениях уже знали все. Оно было готово и со дня на день ожидало высочайшей подписи. Порваться на много маленьких медвежат у меня не получилось бы при всем желании, поэтому пришлось поделить магазины на два дня.

Выбравшись из «Галереи» в десятом часу вечера, выжатая, как лимон, я позвонила Славе.

— Извини, только освободилась. Сейчас приеду.

— Марин, я тебе писал и звонил, с нулевым эффектом. Уже не знал, что и думать. Я еще в ресторане. Ты где?

— На Лиговском, у вокзала. Прости-прости. У меня тут пожар в дурдоме, и завтра будет то же самое.

— Подождешь? Подъеду минут через пятнадцать.

— Захвати чего-нибудь поесть, а? — попросила я жалобно. — С утра не было времени, только кофе выпила по пути, пока из одного лабаза в другой ехала.

— Драть тебя некому, Марин! — возмутился он. — С твоими болячками так над собой издеваться.

— А разве некому? — фыркнула я и отключилась.

К вечеру заметно похолодало. Пока ждала, замерзли руки и ноги. Шмыгнула в машину, потянулась к Славе.

— Лягушонка! — он обнял меня, поцеловал. — Холодная. Грейся.

Я прижала руки к решеткам обдува, откуда шел теплый воздух.

— Устала?

— Не то слово. Еще ничего не известно, а все мои хозяева магазинные уже готовятся к закрытию.

— Известно, Марин. Приедем, покажу бегловское постановление.

— Уже подписано? — удивилась я.

— Завтра подпишет. Это вариант для печати. Все, о чем я тебе говорил. Дистанционная учеба, закрытие спортклубов, запрет на массовые мероприятия и прочее. Про магазины и рестораны там нет, кроме фудкортов, но это региональные ограничения, а будут до конца недели еще и общероссийские. И вот там уже полная задница. Останутся работать только продуктовые магазины и аптеки. Я звонил отцу, что там слышно в Москве. Говорит, сначала объявят неделю выходных, а потом работать будут только те, без кого нельзя обойтись, и непрерывные производства. Кто может — на удаленку, кто нет — лапу сосать. Заховаться по домам и не высовываться. На какое время — неизвестно. Пока на месяц, а там видно будет.

— Да, веселуха…

— Говорят, над вакциной уже работают, но когда еще сделают.

— Если вообще сделают, — проворчала я.

Дома за ужином поняла, что засыпаю прямо над тарелкой. Давно так не уставала, да еще и нервное напряжение дало о себе знать. Не то, от которого на взводе, а которое, наоборот, выгрызает последние силы.

— Мариш, иди ложись, — мягко сказал Слава. — Я тут еще поделаю кое-чего и с блогом посижу.

— Я же собиралась сервис поискать, — спохватилась я. — Вчера завозилась и не успела, а сегодня уже не было возможности.

— Завтра найдешь. Все, иди.

В последнем рывке я смыла косметику и почистила зубы, а заснула, кажется, еще в процессе раздевания. Во всяком случае, момент, когда забралась под одеяло, уже не запомнила.