Вранье всегда мне удавалось. Сестра вздохнула. Поверила.

– Тогда иди. И береги себя, Мариш. И… еще раз скажу, какая же ты молодец, что придумала расспросить Ясницу. Сколько же еще в нем нужных знаний. Знать бы только, о чем спрашивать… сам-то он не сообразит, что рассказывать. Надо прямые вопросы задавать.

«Я-а-а умны-ы-ый, – обиженно загудело где-то в трубке. – Я со-о-бра-зи-и-и-ительный».

– Умный, умный, – ласково похвалила сестра.

– Он сейчас рядом с тобой? – с легкой завистью спросила я.

– Тут. Важничает, – с таким умилением, как другие говорят про котят, откликнулась Василина. – И масло кедровое лакает, заслужил. Рассказал мне после твоих вопросов кое-что. Я ведь с самого возвращения думаю, как бы отправить огнедухов в помощь войскам. Какой бы поддержкой они стали. Но отправлять их отсюда – а как узнают они куда лететь? И не натворят ли без управления дел похуже, чем инсектоиды? А самой участвовать в боях…

– Не вздумай, – забеспокоилась я. Мы с охранниками остановились у крыльца, и я прислонилась к теплой каменной стене. Гвардейцы отошли на несколько шагов, встали вполоборота.

– Пока в этом нет необходимости, – дрогнувшим голосом проговорила она, – но если понадобится, то я буду там. Мы это обсуждали на военных советах…

– И Мариан с этим согласен? – проговорила я с изумлением, задрав голову и наблюдая за неспешно парящими в небе чайками. Я часто теперь смотрела на небо.

– Он смирится, – тихо сказала Василина. – Если нужно будет, он примет мое решение. Но ведь страна воюет на два огромных фронта, на одном Севере сейчас десятки сражений и почти треть региона под оккупацией, а уж про Юг и говорить не приходится. Я просто не смогу и не успею все охватить, Марина, особенно если учесть, что огнедухам нужно время на восстановление. И я думала – как? А все оказалось просто.

– И как? – поторопила ее я.

– Я как раз хотела рассказать, когда ты замолчала. Ясница сказал, что старшая кровь способна заключить духов в оружие, или амулет, или украшение какое-то. Нужно назначить тайное слово, окропить кровью своей, заклясть в пламени, и потом хозяин амулета сможет призвать их без наличия открытого огня рядом, представляешь? Правда, есть ограничения. Я должна дать им обет и срок освобождения. Чем больше срок, тем весомее должен быть обет. И еще он сказал, что у прадедов наших сил хватало на шесть сотен огнедухов. Сама понимаешь, сколько веков прошло и как кровь наша разбавлена… дай боги, если на пару сотен меня хватит.

– Все равно это огромное подспорье, Василина, – проговорила я воодушевленно. – Ты мне опишешь принцип?

– Конечно. Только, – в ее голосе послышались извиняющиеся нотки, – Марин, он говорил только о старшей крови. Я не уверена, что силы твоей будет достаточно. Попробуй. Но если все получится, прошу, милая, не увлекайся. Нельзя тебе…

– Я буду очень осторожна, обещаю, – прервала я ее торопливо. – А о каких обетах речь? Мне в голову ничего не приходит.

– Ну, – смущенно проговорила Василина, – например, Ясница сказал, что в пик сезона нашего первопредка, в летнее солнцестояние король с огнедухами пляски устраивал. Жгли костры, прыгали через них, в догонялки играли всю ночь. Если король побеждал – еще год в услужении оставались. А если проигрывал, то каждому по алмазу вручить должен был, кровью красной окропленному. В знак свободы и чтобы всегда было у духов чем подпитаться даже вдали от огня.

– Пляски? – озадаченно повторила я. – Догонялки? А посерьезнее что-то нельзя?

– Еще раз духи потребовали в обет отдать им волосы дочерей королевских.

Я потрогала голову.

– Это уже проще.

– Если кратко, то они сами попросят, что пожелают, если твое предложение не понравится.

– Вот и ломай голову теперь, – буркнула я. – Куда деваться, буду пробовать.

– А сама привязка к амулету происходит так…

Следующие несколько минут сестра подробно описывала мне последовательность ритуала, а я старательно запоминала, жалея, что негде записать. Впрочем, ничего сложного там не было.

– Я и Ангелине напишу, – сказала Василина в конце своего рассказа. – У нее-то точно выйдет. И Поле позвоню. И еще… если у меня с амулетами получится, я пришлю тебе несколько штук, Марин. Только придется подождать, пока я их сделаю… И, уверена, Ани тоже сделает для тебя и Дармоншира…

– Спасибо, – голос мой охрип, на глаза навернулись слезы. Потому что она заботилась обо мне, хотя эти амулеты в армии Рудлога были бы не лишними. – Пойду экспериментировать, Васюш. И передай Яснице, что когда мы увидимся, я ему подарю бочку розового масла.

Сестра повторила огнедуху мои слова, и я прощалась уже под довольное фырканье и урчание, напоминающее гул огня в печной трубе.

После разговора с сестрой я прежде всего зашла к леди Шарлотте – она ушла отдохнуть и выпить чаю в свои покои, – и я, опустившись напротив нее в кресло, сжала руки и сбивчиво, не понимая вообще, что хочу от нее услышать и даже боясь думать в сторону какой-то надежды, рассказала про змей, и про ветер, ставший вдруг ураганным, и про похолодевший браслет Люка.

Свекровь слушала меня, то и дело поднося ко рту чашку с чаем. Одета она была в свободное фиолетовое платье, глаза ее были темными, огромными, страдающими. Я видела в них отражение своей боли, и тяжело было добавлять еще – от глупых надежд. Но у кого мне было спрашивать?

– Я не знаю, что думать, – закончила я, едва удерживаясь от того, чтобы не начать снова расчесывать руки. – Вы говорили, что браслеты становятся лечебными в крепком браке. А не помните, действовал браслет у вашего отца после смерти вашей матери?

– Действовал, Марина, – ответила леди Лотта сочувственно, и у меня внутри все оборвалось. Хотя я ведь понимала, что пытаюсь поверить в невозможное. – Отец не снимал его до смерти. Он ведь не женился повторно. И маму любил, очень любил.

– А почему мог похолодеть браслет Люка? – упрямо продолжила я, вглядываясь в нее и ругая себя за то, что бережу, тревожу, заставляю и ее переживать еще больше.

Свекровь поставила чашку и вдруг, закрыв глаза, с нажимом потерла переносицу. А когда открыла – глаза ее были покрасневшими, влажными. И губы – горько изогнутыми, и лицо – почти белым.

– Я не знаю, Марина, – сказала она тяжело. – Не помню такого у отца. Но ведь браслет наследие Инлия, часть его стихии, а первопредок наш змееподобен. Может, и ветер, и змеи почувствовали родственную стихию? Не знаю, не знаю, – она прерывисто вздохнула, – но я понимаю тебя и тоже хочу верить в то, что мой сын жив. Пока не нашли его… тело, мы ведь имеем возможность верить…

Я подсела к ней на подлокотник кресла и крепко обняла ее – уже не скрывающую тихих слез. Насколько разными мы были по темпераменту, настолько комфортно мне было рядом с ней, естественной в своих достоинстве и терпении.

– Я поеду сегодня на форты, – сказала я ей. Свекровь подняла голову и вопросительно взглянула на меня. – Я могу помочь им, леди Лотта.