систему.

— Нет, — вздыхаю я. Я не пыталась их использовать, но это было очевидно, когда пять приложений в папке с эмодзи персика и баклажана каким-то образом исчезли с моей домашней страницы. — В моем телефоне внезапно появилось все это бесплатное хранилище.

— Так ты хочешь сказать, что я оказал тебе услугу? — Он протягивает свободную руку и открывает передо мной дверь.

Я не могу злиться на него. Глупые приложения можно снова скачать, но расстраивать Нико и срывать лечение моей принцессы не стоит. Я не хочу думать о том, какой будет моя жизнь, когда закончится лето и истечет срок нашего соглашения.

Случайные знакомства, череда одержимых парней, пытающихся аннексировать меня, сокрытие моей другой жизни от лучшей подруги, больше никаких изысканных ужинов, одежды и путешествий.

Нет больше Нико.

Больше никакого ежедневного трогательного смеха или зевающего всем телом, когда он немного устал. Я знаю, что мы все еще будем в жизни друг друга, но так больше никогда не будет.

Я вытряхиваю эту мысль из головы. Сосредоточься на настоящем — на нас вместе, прямо сейчас.

Это то, что Нико призывает меня делать каждый день.

— Думаю, ты сделал себе одолжение, ревнивый мальчик.

— Ага-ага.

Он кладет руку мне на поясницу, направляя меня вперед. Моя кожа покрывается камушками под его прикосновением, когда он проводит линию по моему позвоночнику.

— Это так приятно. — Я смотрю на него.

Его кудри зачесаны назад, клочок выкрашенных в черный цвет прядей спрятан за ухом. Рубашка натягивается на грудь, две верхние пуговицы расстегнуты. На нем даже новые кроссовки, которые я купила для него вчера в Harrods, несмотря на его протесты. Это было меньшее, что я могла сделать после того, как он практически снабдил меня капсульным гардеробом. Нико настаивал на том, что более прохладная лондонская погода была для него прекрасным предлогом, чтобы провести весь день кредитной картой за нас обоих.

— Я рад, что ты последовала моему совету и выбрала это платье, а не то, которое, как ты настаивала, больше подходило тебе. — Нико смотрит на красную ткань Мерло, облегающую мое тело. — Мне нравится весь образ ядовитой кобры, но этот тебе тоже идет.

— Глубоко внутри, держу пари, ты бы хотел, чтобы я была в одном из этих скудных бикини.

— Ты на новых каблуках и в бикини будешь сегодня моим десертом. — Нико подмигивает мне, его рука все еще собственнически приклеена к моей спине.

Мы добрались до хозяйки после того, как пробились через толпу людей, пытающихся подкупить ее книгу бронирования.

Черт, я совсем не скучаю по своей работе в баре.

— Добро пожаловать в «Дикую вишню». У вас двоих есть бронирование?

Нико притягивает меня ближе. — Да, это на Зои Мона.

Я киваю ему головой. — Что ты…

Выражение его лица нейтральное, непроницаемое и совершенно не такое, как я ожидала.

— Сюда. — Хозяйка машет нам рукой с меню.

Нико хватает мою потную ладонь и тянет меня глубже в ресторан.

— Лучше не отставай, Зоя. — Его фирменная ухмылка гнусно танцует на его лице. — Мы не хотим заблудиться.

Каждый нейрон в моем теле кричит: Беги! Опасность! Беги!

Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он сжимает пальцы вокруг моей руки. Я ковыляю к столу на своих четырехдюймовых каблуках. Я никак не могла его правильно расслышать.

Верно?

За нашим столиком он отодвигает для меня мое место, и я проскальзываю внутрь. Громкий звон звенит в ушах.

Нико сидит напротив меня, с тем же непроницаемым выражением лица, когда он заказывает нам напитки у официанта. После этого Нико выжидающе смотрит на меня.

Между нами кипит долгая тишина.

Он обманывает себя, если думает, что я сломаюсь. Я могу сидеть здесь всю ночь. Я делала это раньше на свидании с парнем, который дал обет молчания. Я могу сделать это снова.

Моя нога трясется под столом.

Все в порядке.

Подобная ситуация должна была когда-нибудь произойти. Я сыграю правильно, и все будет так, как будто ничего и не было.

Официант ставит мой напиток. Я рассматриваю его, потому что что, черт возьми, мне еще делать, когда Нико так на меня смотрит?

Я беру купе, промытое абсентом, наполненное коньяком, равными частями лимонного сока и малинового сиропа, а также брызгами розовой воды с добавлением шампанского. Украшением служат пара лепестков розовых и красных роз. Вариант классического французского 75, в который я влюбилась во время занятий по миксологии. Мои бармены в «Мадемуазель» называли его «Французский поцелуй Лили».

Черт бы его побрал за то, что он знает меня как свои пять пальцев.

Нико прочищает горло и поднимает свою текилу со льдом в бесшумном тосте. Мы делаем глоток, ставим напитки и повторяем. Время томно мчится мимо нас, как будто мы снова в Рио, бездельничаем под солнцем, и нам нечем заняться.

Отлично. Может быть, я не могу больше сидеть здесь.

— Ты никогда не говорил мне, что увлекаешься ролевыми играми. — Я одариваю его змеиной улыбкой. — Если ты придумываешь имена, как мне тебя называть?

— Шерлок Холмс.

Конечно.

Острый носок моего ботинка медленно задевает его икру.

— Это твоя лазейка, чтобы не быть с другими людьми? Немного актерства?

Официант возвращается, чтобы принять наш заказ на ужин, но наше меню остается нетронутым. — Вы оба готовы или можно дать вам еще пару минут?

— Еще немного времени… — начинаю я.

— Бутылка твоего самого вкусного шампанского для начала, — говорит Нико.

— Скорее всего, Dom Pérignon Oenothèque Brut 1973 года, — предполагает наш официант.

— Идеально.

Нико усмехается официанту, который понимает, что на этом пока все, и убегает прочь от нашего столика. Тело Нико двигается в замедленной съемке, его покрытая венами рука перекатывает стакан текилы между испачканными пальцами.

Взад и вперед. Взад и вперед.

— Каково это быть на вершине? — он спрашивает.

Мой пульс усиливается за пределы того, что должно быть по-человечески возможно.

— Я думаю, ты путаешь меня с одним из других своих знакомств. Если я правильно помню, у тебя не было роскоши видеть меня на себе. Я стаскиваю тканевую салфетку со стола и кладу ее себе на колени.

— Может быть, тебе придется показать мне, что я упускаю. — Его бровь поднимается. — Или ты не готов работать?

Рывок . Великолепный, умный придурок.

Я отмахиваюсь от ощущения, что меня прижали к сиденью, как дрожащую газель в логове льва. — Тогда что это?

— Кому ты рассказываешь.

Почти десять лет я хранила эту тайну всей своей жизнью.

Десять лет жизни совершенно другой личности, и никто не стал мудрее.

Десять гребаных лет, чтобы все сгорело из-за ухмыляющегося