но я расхохотался ещё больше. А вот пристав выдавил вежливый и опасливый смешок, напрягаясь.

Возможно, получилось многозначительно…

Когда мы зашли на кухню, Прохор как раз расставлял чашки на подносе. Там уже находился чайник, конфетница и небольшой графин с янтарным напитком. За туго завязанным передником торчал лом. Как бы он теперь не завел привычку с ним и спать.

Слуга поздоровался с приставом и с невозмутимым видом ушёл. Чайник был горячим, так что я справился быстро. Достал из шкафчика сбор, подаренный мастером Овражским, и его же банку мёда в придачу.

Раз уж такой случай, то я хотел кое-что выяснить у пристава. И он мне нужен был в благодушном настроении.

Лаврентий Павлович и от чая, и от мёда пришёл в восторг. Судя по мечтательному выражению лица, его унесло в далёкие и весьма приятные воспоминания.

— Вот чудеса, — его широкая улыбка была настолько необычна, но оказывается очень ему шла. — Прямо как в детстве, ваше сиятельство. Нас пятеро у мамки было, за мелкими следила соседка, старая совсем. Но добрая тётка была, часто угощала, то сухарями, то ещё чем. Но иногда она доставала откуда-то банку мёда. Ровно такого же, представьте. И сказки нам рассказывала, а мы ложки вылизывали до дыр. Чудеса…

— А вы откуда родом будете, простите за любопытство? — спросил я, поражаясь его преображению.

Ну чисто ребёнок. Даже лицо разгладилось, куда-то подевались морщины и синяки под глазами. Действительно чудеса.

— Издалека, Александр Лукич, издалека… Учалы, что возле Большого Иремеля. Урал, — пояснил он.

Мне показалось, что родственник мастера Овражского, приславший угощение, вполне может оказаться и родней пристава.

— Хорошо-то как, — жандарм даже зажмурился от удовольствия. — Спасибо вам. Будто волшба какая. Хотя знаю, вы не магичите, — он похлопал по карману брюк, показывая что у него с собой сигнальный амулет.

Такие давали шанс увернуться или как-то отреагировать на магический удар. Не защитить конечно, но хоть какая-то возможность при столкновении с сильным одарённым.

Я как-то настолько расчувствовался его внезапной стороной, что чуть не захотелось сделать в подарок хороший охранный артефакт. Я потряс головой и перешёл к делу:

— А что, говорите, сегодня ночь очень беспокойная?

— Да словно полнолуние, ей-богу. Нечисть разгулялась, сплошные пустые вызовы. То призрака увидели, то воет кто-то. В одном притоне так и вовсе заявили, что мертвяк там был! А мы же вынуждены на каждый вызов населения отвечать.

— Притон? У нас на Петербургском острове? — я сделал вид, что поражён до глубины души.

— Ну а как без этого… — чуть смутился Заужский. — На Тучковом буяне, возле складов издавна лихие люди ошиваются. Уж как не гоняли, всё без толку. Места там такие, проклятые.

Пристав фигурально сплюнул через плечо и постучал по столу.

А я заинтересовался.

По крайней мере, одно место, где можно поискать любителей звёздных осколков, точно есть. И неподалёку от дома, удобно.

— Да вы туда и случайно не забредёте, — махнул рукой жандарм. — Окрестности-то все под надзором. Тучковские сами там внутри и порядок организуют, и проблемы решают. Редко нас зовут, но бывает. Слободой себя называют, представьте! — Заужский усмехнулся. — Будто ремесло это, преступниками быть.

Я сочувственно покивал, уже раздумывая как туда проникнуть. После того как завершу заказ, конечно же.

— Так расскажете, ваше сиятельство, что за система охранная у вас такая? Что вмиг злодеев скрючивает? — переключился пристав на интересующую его тему. — Не для протокола.

— А что вы знаете про работу артефактора, ваше благородие?

— Да ничего, — простодушно ответил он и рассмеялся. — Ну что вещи чудные делать умеете, вроде сигналок, что у нас по участкам стоят. Вы мне только одно скажите: невинного человека ваша штука не прибьёт случайно?

— Не прибьёт, — серьёзно заверил его я. — Даже не очень невинного, вроде того, что ваши люди увезли. Мне не по нраву ненужные смерти, уж поверьте. Но если кто со злым умыслом попытается ко мне проникнуть… Честно скажу, не жить ему. Даже если сеть не сработает, сам прикончу.

Заужский замер с ложкой у рта. Сглотнул, опустил глаза и отложил угощение, аккуратно поместив на блюдце.

— Ваше сиятельство, ваше право никто не оспаривает. Я в том числе. За участок свой волнуюсь, мне же тут каждый почти знаком. Люди разные у нас живут, но в большинстве неплохие.

— Неплохих людей я не обижаю, — улыбнулся я. — Не переживайте, Лаврентий Павлович. Ваш участок скоро станет самым спокойным в столице.

Мои слова подействовали на него ровно наоборот. То есть испугали. Пожалуй, про свой живой сад ему пока не стоит говорить…

Жандарм начинал мне нравится. Да, своеобразный, но за территорию свою он беспокоился искренне, а не формально. Похоже, окончательно определился, что останется именно тут. Пригрозить ему было нечем, но он старался договориться, как умел.

Достойно уважения, как минимум.

— Вы уж не подумайте чего такого, ваше сиятельство. Что я подозреваю вас или подобное. В смысле я подозреваю, конечно, что не всё так гладко, как вы говорите. Но это ваше дело. Моё дело — чтобы порядок был.

— Поддерживаю. Порядок — это главное, — я подлил ему ещё чаю, и он благодарно улыбнулся.

Вернулся Прохор с пустым подносом. Поставил его в раковину и слеповато пригляделся к форме жандарма.

— Вот вы мне скажите, вашбродие. Кому жаловаться-то на хулиганов, а?

— Каких? — встрепенулся пристав.

— Да шо яблоки воруют постоянно! Со стороны Офицерского переулка. А там будка ваша стоит!

— Моя? — сильно удивился Заужский такой претензии.

— Ну эта, жандармейская, — поморщился слуга. — Токмо пустая вечно.

Пристав нахмурился и достал блокнот, быстро вписав туда строчку.

— Прохор, — вступился я. — Лаврентий Павлович такими делами не занимается.

— А кто тогда занимается? — воинственно выпрямился старик.

— Я займусь, — многообещающе улыбнулся я.

Слугу это моментально успокоило. Он тоже расплылся в улыбке, пробормотал что-то одобрительное и, поправив лом за поясом, удалился.

Природница до той части сада не добралась. И славно, ещё не хватало простую ребятню пугать и калечить. Придумаю что-нибудь безобидное. В конце концов, это же всего лишь дети.

А раз защита на них вообще никак не реагирует, то даже желания воровать у них нет, просто забавляются.

Увидев, как вытянулось лицо Заужского на моё обещание, я холодно произнёс:

— Детей я никогда