— Как же он не побоялся оставить такую ценность на стройке, которую в любой момент могли возобновить? — изумилась Алла.

— А где еще прятать-то? — развела сухонькими ручонками старуха. — У него на квартире? Так туда в первую очередь пришли с обыском! У любовницы — то же самое, вот и нашлось местечко… Я думала, шею там сверну, правду говорю!

— Значит, бриллиант вы нашли.

— А то как же!

— И Гагину отдали?

— Не, не сразу: внучок предупредил, чтобы я ничего ему не давала, пока они не встретятся.

— И Гагин поехал в колонию?

— Ага. Потом внук снова позвонил и сказал, что можно показать ему каменюку. Тот прям до небес скакал от счастья, даже за эту штуку несколько раз хватался… эту… пшикалку!

— Что за штуку? — не понял Ахметов.

— Ингалятор? — догадалась Алла.

— Точно, ингалятор! Я перепугалась, честно: он задыхаться стал, я хотела «скорую» вызывать, но Гагин сказал, что все в порядке. Дунул в свой инга… короче, и похорошело ему!

— И как вы договорились действовать дальше?

— Мы поехали в банк, и Гагин открыл счет на мое имя. Потом он перечислил на него деньги за камень с условием, что каждый месяц на счет этого дома будет переводиться сумма за мое проживание. Как он объяснил, я не могу снимать оттуда средства — все предназначено только для оплаты дома. В любом случае до ста лет я не доживу, так что…

— Как думаете, почему ваш внук решил вас облагодетельствовать перед смертью? — задала вопрос Алла. — Ведь он столько лет не интересовался вашей жизнью и состоянием здоровья!

— Может, совесть проснулась, под конец-то? — пожала плечами Аничева. — И потом он все равно не мог сам достать каменюку и продать его, а тут как-никак бабка родная… А ну как он все-таки помнил, как я его нянчила в младенчестве, как гуляли мы, в магазин ходили и я ему печеньки покупала… Да-а, хорошее было время — хоть и не больно сытое, зато счастливое!

— А здесь вам, значит, нравится?

Алла почувствовала, что ее отношение к старухе за время разговора изменилось, появилось чувство жалости к ее тяжелой, небогатой доле. Это как же нужно прожить жизнь, чтобы дом престарелых казался самым замечательным местом на земле?!

— Ой, еще как нравится! — воскликнула Аничева, и на ее лице расцвела счастливая улыбка. — Чисто, красиво, я в комнате одна. Ванная с душем отдельная, туалет, кормят четыре раза, праздники справляем — и светские, и православные. Кому не понравится-то? А меня точно, того… не выпрут отсюда? — спросила она с беспокойством. — Вы обещаете?

— Обещаю, — твердо сказал Алла. — Мы вас больше не побеспокоим.

Когда они покинули здание, Алла остановилась на пороге, вдыхая свежий после дождя воздух.

— Что такое, Алла Гурьевна? — спросил Дамир.

— Да нет, ничего… — пробормотала она. — Так, о своем задумалась!

— Человек не должен на старости лет оставаться один, — вздохнул оперативник, оглядываясь на дверь. — Неправильно это, не по-людски! Старики должны с детьми жить, чтобы те о них заботились, а не по стройкам лазить, рискуя убиться… Ну, вы готовы ехать?

Сидя в машине, Алла смотрела в окно, испещренное тонкими ручейками снова начавшегося дождика, и думала о своей собственной жизни. Она ведь столь многого добилась: мало кто из женщин может похвастаться такими, как у нее, достижениями! Причем все это — только благодаря ей самой, ее везенью и, конечно же, удачному стечению обстоятельств. Но чего же она достигла в личном плане? За спиной — горькое расставание с гражданским мужем, с которым прожила семь лет и надеялась создать настоящую семью. Затем — затяжная депрессия, окончившаяся набором веса, грозившим стать критическим, если бы не появился Мономах. Благодаря ему она обратилась к диетологу, занялась спортом и привела себя в порядок… Только вот ради чего все? Ей тридцать семь, она не замужем и недавно рассталась с любовником, поняв, что их отношения зашли в тупик. Не окончит ли она свои дни в одиночестве, в таком вот доме — и это еще если повезет! — или умрет одна в своей квартире, как Гагин, потому что рядом не окажется никого, кто протянул бы ей руку помощи? Никого, кто любил бы ее…

Дамир украдкой изучал в зеркале лицо спутницы. Чего, спрашивается, мужикам надо? Умная, красивая баба… Нет, если бы он не был давно и счастливо женат, обязательно бы… Но зачем ей такой, как Дамир Ахметов, обычный опер, без особых достоинств? Да-а, все-таки правду говорят, дело не в красоте и даже не в уме, а в удаче: кому-то везет в азартных играх, кому-то — в карьере, а другим — в любви…

Он подавил вздох и включил дворники, так как ветровое стекло стало нешуточно заливать.

Каждый раз, оказываясь по долгу службы в чьей-то квартире, Лера пыталась составить мнение о ее хозяевах, оценив обстановку. Выводы можно сделать, даже еще не увидев людей. Некоторые квартиры выглядят как сараи: они принадлежат социально неблагополучным элементам, использующим жилье в качестве ночлежки и места для распития спиртного. К счастью, Лере редко приходилось посещать подобные места — обычно это выпадало на долю ее оперов. Иногда жилище представляло собой настоящий музей, в котором страшно находиться и приходится передвигаться очень аккуратно, дабы не покалечить какую-нибудь «бесценность». Случалось Лере наведываться и в просто красивые квартиры, оформленные профессиональными дизайнерами, однако по большей части квадратные метры выглядели стандартно, зачастую даже казались необжитыми, словно жильцы старались проводить дома как можно меньше времени. Квартира, в которой оказалась Лера, явно не из таких — ее вообще трудно было сравнить с другими ввиду странной обстановки и необычного декора. Стены, оформленные в темно-красных тонах, вызвали у Леры неприятные ассоциации — уж больно похоже на кровь! В стенных нишах разместились фонари под старину, но с обычными электрическими лампочками. Посреди гостиной стоял большой овальный стол, на котором расположились весьма интересные атрибуты: стеклянный череп, хрустальный шар, несколько мисок с водой и, конечно же, свечи — толстые, с несколькими фитилями. А еще повсюду курились удушающие благовония — Лера даже закашлялась с непривычки, вдохнув слишком глубоко.

— Вы Алина? — раздался хрипловатый