Боулз приносит все, что я попросил, и за полчаса я успеваю отвести остальных лошадей в дальний загон и соорудить временные стойла. Каждое состоит из двух параллельных досок, прикрепленных к забору, разделяющему загон. Когда кобыла и жеребец встанут в стойла, они будут смотреть друг на друга, но между ними останется преграда в виде забора.

– Заводи кобылу в стойло, Уайатт, стой рядом с ней и держи чумбур, только не натягивай. – Временное стойло достаточно широко для кобылы, но развернуться в нем она не сможет.

Я поворачиваюсь к Боулзу:

– Приведите жеребца и поставьте напротив нее. Вот так. У нас жеребцов называют красавчиками. Им нужно просто хорошо выглядеть и немного поцеловаться с кобылой.

Боулз велит Хави выполнить мои инструкции, а сам забирается на забор, чтобы удобнее было наблюдать. Кобыла мотает головой, а жеребец покусывает ее за шею, обнажив зубы. Я жду некоторое время, позволяя этому извечному ритуалу идти своим чередом, а потом подвожу Котелка к кобыле сзади. Я даю ему обнюхать лошадь, потереться носом о ее зад, а затем снова отойти в сторону, чтобы все обдумать. Кобыла настолько увлечена жеребцом, что даже не замечает осла.

Мои действия привлекли немало зрителей, в числе которых Васкез и маленький мальчик (видимо, его сын), несколько человек из мормонского лагеря и разношерстная толпа неведомо откуда взявшихся трапперов, индейцев и мексиканцев.

Котелок на пробу поднимается на задние ноги и забирается на кобылу, но тут же слезает и отходит. Зрители вздыхают, а кобыла дергается, тянет морду к жеребцу и немного приседает.

– А ему не помешает, что все вокруг смотрят? – бормочет Уайатт, который по-прежнему держит кобылу за чумбур.

Боулз издает смешок, а я просто качаю головой.

– Терпение, – говорю я.

Целый час мы ждем, пока Котелок решит, что готов. Он то забирается на кобылу, то отступает. И снова. Я его не тороплю. Толпа устает ждать, а Боулз явно начинает сомневаться, что у меня получится, но я ни на кого не обращаю внимания. Наконец после нескольких неудачных попыток кобыла приседает с поднятым хвостом и намокшим задом, впечатленная объектом своего интереса, который красуется перед ней, а Котелок залезает на нее, попадает куда нужно, двигается и уже через тридцать секунд снова отходит. Дело сделано. Те, кто досмотрели до конца, аплодируют, а Боулз торжествующе подбрасывает шляпу в воздух и велит Хави увести жеребца и «отсыпать бедняге лишнюю миску овса».

Отвязав чумбур от кобылы, я выгоняю ее из стойла, надавив ладонью ей на грудь, и она не сопротивляется. Боулз уводит ее, вслух рассуждая о том, какого цвета получится мул. Мы с Уайаттом выбиваем гвозди из досок, чтобы открепить их от забора.

– А когда ваш осел будет готов повторить? – интересуется Васкез, закинув руки поверх забора. – Я никогда не вникал в разведение мулов. Теперь вижу, как много всего не знаю.

Сына с ним уже нет, зато рядом стоит человек с пышными усами и волосами до плеч.

– Завтра. Возможно. Я даже немного удивлен, что он все сделал. Он преодолел почти тысячу миль и очень устал.

– Для осла это и не работа вовсе, – заявляет мужчина с усами. – Так, игра.

Я предпочитаю не спорить. Если все делать правильно, это работа, а если неправильно – это просто жестокость. Мне всегда нравилось направлять природу в нужное мне русло, но я никогда не считал, что могу ее контролировать.

– Джон Лоури, это Джефферсон Джонс, наш кузнец. Говорит, что может помочь вам с повозкой.

Я откладываю доски и пожимаю руку усатому.

– На мормонском тракте есть гребень милях в десяти отсюда. Чертовски крутой. У подножия валяется полдюжины фургонов, – объясняет Джефферсон.

– Полдюжины разбитых фургонов, – вставляет Васкез.

– Да. Но любой фургон собирают из частей. У меня есть своя повозка, можно дотащить до форта все, что мы выберем. Полдня на дорогу туда, полдня обратно, но все, что нужно, мы найдем. Если оси погнуты, я их легко выпрямлю, главное – доставить сюда.

– Я заводчик мулов, а не мастер по ремонту колес и повозок. Сколько времени потребуется, чтобы все собрать? – спрашиваю я.

– Еще день. Я работал на Эри-канале, когда был примерно его возраста. – Он показывает на Уайатта. – Целыми днями чинил повозки. Могу собрать фургон с закрытыми глазами.

– Два дня?

– Один – на то, чтобы все привезти, еще один – на сборку. И все, можете отправляться, – говорит кузнец.

Я перевожу взгляд на Васкеза, не зная, можно ли верить этим обещаниям. Тот пожимает плечами.

– Ничего лучше вы не придумаете, – вздыхает Васкез.

– И что вы хотите за свои услуги? – спрашиваю я, снова поворачиваясь к Джефферсону.

– Вот этого осла.

Уайатт тихо ругается.

– Нет.

– Ну, значит, не так уж вам нужна эта повозка, – усмехается кузнец.

А вот мне не до смеха. Повозка мне нужна, и я не знаю, что мне, черт возьми, делать. Но я скорее готов тащить Наоми до самой Калифорнии на своем горбу, пока мистер Колдуэлл подгоняет меня палкой, чем продать Котелка. Я и так уже отдал одного осла, чтобы продолжить путешествие. Я не могу позволить себе потерять и второго.

– Вы слишком много просите. Предложите другую цену, – отвечаю я.

Кузнец вздыхает, будто перед ним капризный ребенок, и скрещивает руки на груди, похожей на бочку.

– Ну ладно. Осла не отдадите? Тогда я хочу мула. Вон того большого, черного.

Джефферсон показывает на моих животных, стоящих в загоне, но мне даже поворачиваться не надо. Он хочет Самсона. Я вижу, что Уайатт готов возразить. Он закусывает губу и часто моргает, но молчит. В разведении мулов самое тяжелое – это отдавать животных. Помедлив, я киваю. Учитывая, что я покину Форт-Бриджер с повозкой, припасами и женой, один мул – не такая уж высокая цена.

– Значит, договорились? – уточняет Джефферсон.

– Да, договорились. Когда я получу повозку, вы получите мула.