Пушки единого калибра, почти идеально совпадающего с калибром снарядов, стреляют очень далеко, теперь даже дальше, чем во времена Шлезвигской войны, так как удалось подобрать оптимальную развеску метательного заряда: пушкам удаётся доставить шрапнельные бомбы почти на два километра, а ядра и бомбы на полтора. В случае с гаубицами расклад несколько иной: шрапнельные бомбы они докидывают на километр, а бомбы где-то на восемьсот метров. С учётом того, что вражеская артиллерия редко когда может добросить ядро района цели на расстоянии девятисот метров, предпочитая стрелять на пятьсот-семьсот метров, условия для контрбатарейной борьбы у пушек и гаубиц практически идеальные. А если учесть точность…

Вот и сейчас, открывшие огонь пушки франков выдали своё местоположение и скоро начнут расплачиваться за это кровью.

– Огонь по артиллерии из всех стволов! – повернулся Таргус к сигнальщику, стоящему рядом.

Его командирская вышка тоже претерпела некоторые изменения: она обзавелась колёсами с бронзовыми амортизаторами, более продвинутой бронёй из листовой стали, а также встроенным телескопом, заказанным за очень большие деньги в Венеции. В руках такой не потаскаешь, зато на подвижном штативе он превращается в почти идеальный способ быть в курсе дел не только в наступающих войсках, но и в стане врагов. ПОЧТИ идеальный только потому, что изображение в нём перевёрнутое, что несколько сбивает с толку и требует определённого приспособления.

Таргус навёл телескоп на позиции артиллеристов врага и очень удивился. Артиллеристы после произведённого по пехоте залпа собрали вещи и побежали прочь от пушек. Спустя минуту над брошенными орудиями начали разрываться шрапнельные бомбы, которые просто барабанили по бронзовым орудиям свинцовыми шариками.

– Зажигательными по орудиям противника! – нашёл частичное решение возникшей проблемы Таргус.

Не будь у него телескопа, он бы не смог узнать, что артиллеристы врага научились бегать и огонь по орудиям бесполезен.

Следующий залп орудий прошёл шрапнелью, но вот после него ударили зажигательные бомбы.

Взрываясь в воздухе и заливая всё под собой зажигательной смесью, пустотелые ядра очень быстро сделали использование вражеских пушек невозможным. А если учесть прошедшую спустя несколько минут серию взрывов, враги не успели утащить весь порох.

Подсушенная жарким летним солнцем трава взялась огнём и артиллерийские орудия оказались в сплошном кольце пламени. Огонь уничтожит лафеты, поэтому использовать орудия больше будет нельзя.

Наблюдая в телескоп разгорающийся пожар, Таргус вспомнил битву при Штутгарте, точнее её окончание. Тогда легионеры вытащили из пепелища на месте леса оплавившиеся бронзовые орудия, которые потом были доставлены на «Промзону» и переплавлены во что-то более полезное.

Он оглядел поле боя и вернул взор к своим войскам, которые уже достигли дистанции эффективного огня, остановились и начали обстрел.

В перестрелке участвовали только стрелки с нарезными мушкетами и мортирки, когортные колонны ждали своего часа.

Рассеянный строй существенно снижал потери от залпов вражеских фузилёров, при этом позволяя обстреливать плотные формации врага с очень высокой эффективностью. Таргус видел, что первой целью стрелков являлись ярко наряженные офицеры, отчётливо выделявшиеся на общем фоне. Они и умирали первыми.

Стрелки стреляли не залпами, а индивидуально, что создавало эффект непрерывного обстрела, который не утихает ни на секунду.

Идею франков с использованием пуль Несслера в нарезном оружии Таргус, после ряда тестов на полигоне, перенял, прирост точности был не слишком существенный, так как нарезы пусть и стабилизировали пулю, но, из-за специфической полукруглой формы и малой длины, пули в определённый момент опрокидывались и вели себя хуже некуда. На дистанции двухсот пятидесяти метров они уже летели как попало, но хотя бы по устойчивой траектории, поэтому достать человека можно было и с трёхсот пятидесяти метров, если постараться. Это почти в два раза лучше, чем может гладкоствольный мушкет с пулей Несслера.

Тут надо понимать, что прицельная стрельба серьёзно отличается от залповой стрельбы: если из гладкоствольного мушкета особо меткий легионер может достать до конкретного человека с дистанции двухсот метров, то при залповой стрельбе по плотному строю дистанция эффективной стрельбы увеличивалась до четырёхсот-пятисот метров. То есть пули Несслера в нарезном оружии не дают слишком уж серьёзного прироста дальности, но резон в них всё же есть.

Мортирки осыпали формации противника шрапнелью, Таргус в телескоп мог наблюдать, как окровавленные тела во франкских мундирах падают на землю и конвульсивно шевелятся, заливая мир вокруг кровью из ран.

Командующий вражеским войском выдвинул кавалерию с флангов и направил её на охват наступающих легионов.

– Союзных эквитов[30] на перехват! – заорал Таргус.

Сигнальщик обозначил нужную последовательность, специальные приставленные легионеры объяснили командирам кавалерии союзников поступивший приказ и двинулись на перехват противника.

Не доверяя союзникам, Таргус на всякий случай приказал когортным колоннам по флангам построения повернуться к вероятному направлению атаки и вытянуть строй, чтобы подавить наглых франков массированным залповым огнём.

Но всадники не подвели и ожесточённо врезались в решивших принять бой вражеских кавалеристов. Началась ожесточённая конная рубка, но Таргус уже смотрел на наступающих пеших франко-сардинцев, осознавших бесперспективность перестрелки.

Стрелки быстро развернулись и длинными цепочками устремились между когортными колоннами. Потери их были незначительны, примерно 8–9 % от личного состава. Зато они нанесли врагу несопоставимо больший ущерб.

Частичная потеря командного состава повлияла на качество построения франко-сардинцев, поэтому натиск их будет ощутимо хуже, что играет на руку Таргусу.

Колонны дали слитный залп передними рядами и устремились в штыковую атаку.

Франко-сардинцы дали ответный залп, весьма нестройный, но причинивший легионерам ощутимый ущерб. Впрочем, это уже было не слишком важно, так как начался ближний бой, в котором решает качество построения и волевая решительность каждого солдата.