безмятежностью. Он всеми признан и уважаем; его расположения ищут, к нему прекрасно относятся – но по-настоящему не любят.

Тут, впрочем, я, может быть, ошибаюсь, ибо в отношении к истинному джентльмену проявляются все признаки любви, кроме тех, что возникают между близкими людьми, которые не считают нужным сдерживать свои чувства.

Очень может быть, что этого персонажа вы никогда не встретите. Мне же иногда приходилось видеть нечто подобное. Во всяком случае, если вы хотите прослыть безупречным джентльменом, то должны обладать всеми перечисленными качествами. Безупречным джентльменом, а не безупречным человеком, ибо у этого господина немало недостатков. Впрочем, без этих недостатков он не был бы столь неотразим.

Здравомыслящий человек

Тот, кого я задумал описать, – не мудрец времен стоиков и уж тем более не тот, кто в Священном Писании «умудрит тебя во спасение»[218]. Это самый обыкновенный здравомыслящий человек, из тех, кто избрал себе цель в жизни и упорно, настойчиво ее добивается. Казалось бы, к вышесказанному прибавить нечего – разве что превознести осмотрительность и усердие. Я, однако, придерживаюсь иной точки зрения. Все то, что на первый взгляд всецело зависит от разума и рассудительности, всегда некоторым образом связано и с нашими чувствами; больше того: сами по себе разум и рассудительность зависят если не по сути, то, по крайней мере, по своим особенностям от наших природных качеств, от нашего склада ума и темперамента. Здравомыслие, иными словами, – это не только здравый смысл, но и – в не меньшей степени – особый способ чувствования и понимания.

У здравомыслящего человека, впрочем, лишь две страсти: корыстолюбие и честолюбие; все остальные поглощаются этими двумя и если и возникают, то лишь для удовлетворения двух основных.

Когда здравомыслящий человек ставит перед собой какую-то цель, он ни на минуту не упускает ее из виду, не жертвует ею ради чего-то незначительного, сулящего сиюминутное удовольствие. Слабые умы не в состоянии сосредоточиться на одном предмете. Занятие это очень скоро приедается, и, хотя полностью отказаться от поставленной задачи им не хочется, они то и дело отвлекаются на что-то другое, вследствие чего оказываются еще дальше от цели, чем в начале пути.

Всю жизнь они живут, лишая себя удовольствий и ущемляя собственные интересы, и в могилу ложатся измученными, недовольными собой, безутешными. Жизнь же человека здравомыслящего целиком посвящена одной цели. Он знает: все иметь невозможно, а потому удовольствия предпочитает спокойные и постоянные. Он никогда не доверяется случаю и готов пожертвовать жизнью, лишь бы не жить как придется. Всякий день для него не более чем шаг к следующему, каждый год – следующая ступень идущей вверх лестницы к будущим успехам. Нельзя сказать, впрочем, чтобы успехи и деньги не доставляли ему радости; однако один успех лишь подталкивает его к другому, и удовлетворение, какое он испытывает от очередного успеха, в том и состоит, что успех этот – залог дальнейших удач на жизненном пути.

Ему не откажешь в смелости, и немалой; он уяснил себе, что жизнь без цели не жизнь, а потому ради цели всегда ставит жизнь на карту, а порой – и саму цель ради цели еще большей. Однако смелость эта не бесшабашна, она всегда продумана, взвешена. Он не сделает ни одного необдуманного шага, но, если уж сделал, назад, вопреки любым опасностям, не повернет. Поступь у него небыстрая, но твердая и уверенная. Жизненное пространство он завоевывает не так быстро, как те, что спешат преуспеть, но, завоевав, не отдаст ни пяди. Его считают удачливым, и он действительно удачлив. Шансы у всех людей примерно равны, но использовать их может лишь тот, кто последователен и целеустремлен. Неожиданности случаются с ним не реже, чем с другими, но он знает, когда они могут произойти, и понимает, как использовать их в своих интересах. Кругозор у него не широк, но на отсутствие сообразительности он не жалуется; больше того, чем уже его кругозор, тем он сообразительней. Богатым воображением, оригинальностью он также не отличается, а потому его действия вызывают скорее одобрение, чем восхищение.

Честолюбие – страсть мелкая, ее легко подавить, но для честолюбца она пагубна; многого страсть эта не добьется, ибо ни от чего не отказывается и живет исключительно сегодняшним днем. Ее аппетит быстро насыщается, но столь же быстро возникает вновь. Нередко досконально продуманный план расстраивается оттого, что честолюбцу необходимо не только добиться цели, но и блеснуть при этом умом; человек же здравомыслящий гораздо выше подобных амбиций, из-за которых он может оказаться во власти последнего дурака; вместе с тем он прекрасно знает себе цену, больше того, он – гордец; гордыня вызывает презрение, только если гордец человек откровенно слабый, слабые же люди собой гордятся редко. Он делает все от себя зависящее, чтобы не вызывать презрение, однако точно так же сторонится и восхищения; ему требуется не восхищение, а почитание, и он упорно добивается почитания, из коего стремится извлечь выгоду. Сам же он никем не восхищается, мало кого почитает, а те немногие, к кому он относится с почтением, вызывают у него постоянный страх. С наибольшим презрением относится он к людям добропорядочным и не слишком способным, а также к людям утонченным, которые отличаются опрометчивостью и в этом мире не преуспели. Он знает: одна неудача, если с ней смириться, влечет за собой другую; человек гордый, он тяжело переносит неудачи и отличается постоянством, позволяющим не отступать от принятых решений. Вот почему, если он задумал отомстить, месть его будет продуманной, неотвратимой и сокрушительной. Впрочем, он не только безжалостный мститель, но и верный друг: обратитесь к нему с просьбой – и он вас не подведет. Он не забывает добра – а это уже немало. И друзей тоже – в том, по крайней мере, смысле, что знает, чем они могут ему пригодиться. Выбирая себе друзей, он мало печется об их душевных или моральных качествах; однако, выбрав друга, от него не отступится, какими бы изъянами тот ни страдал. Ему давно и хорошо известно: безупречных людей на свете не бывает. Ему претит не порок, а глупость, но коль скоро к своим друзьям он относится без особого почтения, он готов простить им даже глупость. Если же он все-таки изменит своим дружеским чувствам, бывшему другу несдобровать.

Он не красноречив, но заставить себя слушать умеет – ни один человек на свете ни разу не слышал от него ни одного необдуманного, пустопорожнего слова. Кажется, будто в его словах заключено больше, чем он хотел сказать; говорит он с расстановкой, раздумчиво и