— Господи, ты же ничего не знаешь, — она шмыгнула, вытерла двумя руками слёзы…

Единственный положительный момент, что вынес Демьян из её рассказа — Аврора перестала плакать. Всё остальное о том, как ушлые чиновники решили использовать трагедию двух женщин: врача и пациента, не хотелось даже комментировать. Он до хруста сжал кулаки.

— И ты хочешь вернуться к мужу? После этого? Только не говори: он не виноват, — метался по маленькой спальне Демьян: от окна к шкафу, от двери к спортивному мату, что валялся в углу.

— А что бы ты сделал на его месте? — поджав под себя ноги, сидела на кровати Аврора.

— Хороший вопрос, но я не на его месте.

— Тогда и не суди.

— Почему ты всё время его защищаешь? — не выдержал он.

— Потому что я его жена. Я давала клятву: в горе и в радости. Для меня это не пустой звук. Пожалуйста, не надо обесценивать мой выбор и мои чувства. Когда мне говорят, какой Романовский плохой, я слышу: «Где были твои глаза? Неужели не нашлось кого получше?». А он хороший. И будет замечательным отцом, я уверена.

— Господи, Рора, я не обесцениваю. Я ревную. Ревную, понимаешь? — пнул мат Демьян.

— Нет. Ты не имеешь права меня ревновать. И судить его не имеешь права.

— Потому что я тоже бабник?

— Потому что не был на его месте. Никто не имеет права судить, если не был на чужом месте.

— Я ни на что и не претендую, тем более на истину в последней инстанции, но ты уверена, что это его ребёнок?

— А чей?

Демьян развёл руками. Поражённый, что о нём она даже не подумала.

— Но ты ведь… — Аврора растерялась.

— Ты о презервативе? Тебе только сейчас пришло в голову об этом спросить, доктор?

— А зачем спрашивать? Я видела. И мы… ты…

Чёрт! Демьян не хотел делать ей больно. Он думал… Дурак, почему он думал, что она обрадуется, хотя возможность, конечно, презрительно мала. Но она не находила слов и не оставляла ему ни единого шанса.

— Я… меня тошнило, давно, до отъезда. И спираль… — она качала головой. — Нет, Демьян.

— А разве презервативы дают стопроцентную гарантию?

— Я уже была беременна! — словно в отчаянии выкрикнула Аврора. — Как ты не понимаешь.

Демьян кивнул. Спорить было бесполезно. Да и о чём? Она врач. А он кто? Жалкий трус, которому не хватило мужества признаться ни в чём. А теперь уже какая разница.

— Я так понимаю: на этом всё? Ты собрала вещи. Сказала мужу, что возвращаешься.

Аврора молчала.

Не видя смысла оставаться, Демьян подхватил со спинки кровати свитер и вышел.

Аврора вышла его проводить.

— Думаю, твой муж будет рад.

Он обулся, натянул куртку.

— Я ему ещё даже не звонила, — словно не зная, куда деть руки, Аврора перевязывала пояс халата: распускала узел, завязывала снова. — Но думаю: это единственное правильное решение.

— Нет, Аврора, не единственное, — Демьян подавил порыв её обнять. — И решать, конечно, тебе, но я хочу, чтобы ты знала. Мне всё равно, от кого ты беременна, я приму этого ребёнка, как своего. Я хочу быть с тобой. Больше всего на свете. И если ты тоже этого хочешь, всегда можно найти решение. Твоему мужу даже необязательно знать.

— Обязательно, Демьян, но мне надо время, — сказала она так тихо, словно у неё не осталось сил. — Я только сегодня узнала. Я ещё даже не осознала…

— Пожалуйста, не оправдывайся, не надо, — всё же обнял её Демьян.

В той самой прихожей, где всего несколько часов назад они были вместе. Смеялись и были так счастливы, что, казалось, всё сумеют преодолеть. Но…

— Знай, я приму любое твоё решение, — сказал он, хотя в её словах, голосе уже слышал, что другого решения не будет. Это всё. — Не думай обо мне, когда будешь его принимать, никого не слушай, ни на кого не оглядывайся. Я справлюсь, поступай, как ты считаешь правильным. Как лучше тебе и малышу.

Он поцеловал её в лоб на прощание и ушёл.

На улице снова шёл дождь. Но Демьян лишь отметил его, как факт.

Он не чувствовал холода, не замечал падающих за шиворот капель, не разбирал дороги, наступая в лужи. Ему было всё равно. Или нет… перед проезжающей машиной он всё же остановился. И опять побрёл. Туда, куда было ближе всего — в сторону дома.

Да, собственно, больше у него ничего и не осталось. Он понимал: Аврора уже всё решила. Она же Святая Аврора. Она всегда поступает правильно. А правильно — у ребёнка должен быть отец. И его отец не какой-то сомнительный предприниматель, живущий в долг, а профессор, учёный, владелец клиники и просто замечательный человек.

Он чувствовал: они только что попрощались навсегда.

Демьян пнул пустую бутылку. Та с грохотом покатилась по мостовой.

Знакомая подворотня. Второй этаж. Три окна.…

В крайнем горел свет, голубой, мерцающий: наверное, Полина уснула с включённым телевизором.

Демьян остановился под козырьком подъезда.

Привалился спиной к двери. Ударился затылком. Железная дверь ответила глухим стоном.

Ночь, улица, фонарь, аптека, — пришло на ум.

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи ещё хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.

Умрёшь — начнёшь опять сначала

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.[5]

Демьян опустил руку в карман, чтобы достать ключи. Та наткнулась на что-то твёрдое.

Он достал малахитовый шар. Взвесил его в ладони. Крепко сжал.

И вызвал такси.

Глава 57

— Аврора Андреевна, — безнадёжно взмахнул руками адвокат, — мне жаль, но пока это всё, что у нас есть: показания ваших коллег, благодарственные письма клиентов, ваша безупречная репутация и профессионализм, в том числе правильное, адекватное и оправданное нормативными актами поведение во время операции.

Вживую, а не через экран ноутбука, адвокат Михаил Николаевич Красин волшебным образом утратил сходство с Чеховым, хотя и бородка, и круглые, похожие на пенсне, очки в тонкой оправе были при нём, его кабинет, обитый дубовыми панелями, оказался больше, а въевшийся запах табака — не таким сильным, как казалось Авроре, глядя на сизые клубы дыма через экран.

— Этого немало, — сказал Красин. — Вы всё сделали правильно,