Отца и мать познакомили с будущей невестой сына через три дня по прибытии Луизы в Петербург. Павел был отменно любезен, а Мария Фёдоровна осыпала принцессу ласковыми словами, вела себя с ней, как с дочерью. Однако Елизавета дочерью не стала, и Мария Фёдоровна в том совсем не виновата.

В мае 1793 года «Психея» перешла в Православие и стала Великой княжной Елизаветой Алексеевной. В сентябре 1793 года справили пышную свадьбу. Венчание состоялось в церкви Зимнего Дворца; его описала графиня В.Н. Головина в своих «Записках»:

«После свершения обряда венчания Великий князь и княгиня спустились, держась за руки. Великий князь Александр преклонил колено перед Императрицей, чтобы поблагодарить её, но она подняла его, обняла и поцеловала со слезами. Такую же нежность Государыня выказала и по отношению к Елизавете. Потом они подошли к Великому князю-отцу и Великой княгине-матери и поцеловали их… Великий князь Павел был глубоко растроган, что очень удивило всех».

Удивление было вполне обоснованным: до последнего момента было неясно, будут ли присутствовать на брачной церемонии родители жениха. Павел Петрович был возмущен и оскорблен до глубины души тем пренебрежением, которым его удостоили: все переговоры о браке велись за его спиной, и он только отрывками и от случайных лиц узнавал подробности предстоящих событий. Он уехал в Гатчину и не собирался возвращаться в Петербург. Мария Фёдоровна была в отчаянии. Она продолжала придерживаться старой тактики: отступать, уступать и даже переступать через собственное достоинство, лишь бы не вызывать гнева той, которая может сделать с ними всё, что пожелает. На помощь была привлечена Екатерина Нелидова, и только тогда удалось уговорить Павла переменить решение. Железная логика Екатерины Ивановны была неотразима. Цесаревич присутствовал на свадьбе и вёл себя безукоризненно.

Павел Петрович и далее сохранял трогательное и внимательное отношение к Елизавете, хотя она приходилась племянницей его первой жене Наталье Алексеевне. Граф Ф.Г. Головкин (1766–1823) – камер-юнкер при Дворе Екатерины, которого одно время прочили даже на роль «фаворита», – был посвящен во многие закулисные истории, а потом написал книгу «Двор и Царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты». Ничего существенного в своём труде он потомкам не рассказал; в основном это – пересказ придворных слухов и сплетен, известных со слов и других современников.

По поводу отношения свекра к невестке Головкин написал: «Император Павел I под предлогом, что она ему напоминает его первую жену, питал к ней (Елизавете. – А.Б.) более чем отеческие чувства и в минуты досады на сына высказывал ему слишком ясно, что он недостоин столь совершенной жены». То, что подобные мысли Павел Петрович высказывал и такие чувства демонстрировал, – правда, но не вся. Это отношение со временем принципиально изменилось, и отнюдь не по причине «необузданности» характера Самодержца.

Павел Петрович ничего не забывал, но умел прощать. Он ни в чём предосудительном не подозревал Луизу-Елизавету. Маленькая девочка, такая одинокая и беспомощная, вызывала сочувствие, и рыцарской натуре Павла хотелось её охранять и защищать от всех напастей. Ореол романтического рыцарства, характеризующий отношение Павла к Елизавете, через несколько лет улетучился без следа. Павел увидел в ней скрытную и порочную особу, ну почти ту же картину, которую когда-то явила недоброй памяти первая жена – Наталья Алексеевна…

Итак, брак, волею Императрицы и скроенный по её замыслу, состоялся, однако семьи не возникло. Здесь Екатерину ждал грандиозный и полный провал, хотя она рассчитывала совершенно на иное. В августе 1792 года, имея в виду грядущую женитьбу внука Александра, Екатерина писала Гримму: «Всему есть время, по словам Соломона. Сперва мой Александр женится, а там, со временем, и будет коронован со всевозможными церемониями, торжествами и народными празднествами. О, как он сам будет счастлив и как с ним будут счастливы другие!»

Императрица женила юного Александра на пятнадцатилетней Елизавете потому, что «так было надо», потому, что это отвечало её видам, тешило её тщеславие. Брак Александра являлся важнейшим элементом её замысла по отстранению Павла от престолонаследия. Александр должен быть вполне самостоятельным, иметь семью и детей, и тогда наступит тот час, когда Екатерина публично, Манифестом, оповестит Россию и мир о том, что её старший внук примет бразды правления в Империи. Но всё пошло с самого начала не по-задуманному.

Екатерина женила ведь еще почти детей! Уместно напомнить, что речь идёт о XVIII веке, когда никакой «акселерации» не существовало в помине, а сами новобрачные были ещё несовершеннолетними людьми. Императрица самоуверенно полагала, что может повелевать не только судьбами и жизнями людей, но и их чувствами. Эта мания величия дорого обошлась Александру и Елизавете и стоила многих переживаний Павлу Петровичу и Марии Фёдоровне.

В день приезда Баденского семейства в Петербург, 31 октября 1792 года, Императрица писала своему конфиденту Гримму: «Сегодня вечером ждём двух Баденский принцесс, одну 13-ти, другую 11-летнюю. Вы, конечно, знаете, что у нас не женят так рано, и это сделано про запас для будущего, а покамест они привыкнут к нам и познакомятся с нашими обычаями. Наш же малый (Александр. – А.Б.) об этом не помышляет, обретясь в невинности сердечной, а я поступаю с ним по-дьявольски, потому что ввожу его во искушение».

Циничное игривое признание не являлось только словесным оборотом, «шуткой во французском вкусе», которые Екатерина так любила и которыми пересыпаны ее письма Вольтеру и Гримму. Она искушала юные натуры сознательно, беззастенчиво играла судьбами и жизнями даже близких людей; это было своего рода человеческое жертвоприношение на языческий алтарь, имя которому – «Екатерина Великая».

Исходя из личного опыта, она должна была прекрасно понимать, что династические браки, «равноправные брачные союзы», сплошь и рядом разрушают счастье и жизнь тех, кто стал заложником своего высокого происхождения. Екатерина сама была выдана замуж в шестнадцать лет за семнадцатилетнего Великого князя Петра Фёдоровича, которого не знала и которого не только не полюбила, но возненавидела. Потом она писала о себе, что была в то время «наивна и глупа». Тогда почему же её еще более юный внук был способен стать мужем и отцом семейства, притом что он жениться не хотел, о женитьбе не помышлял, а свою «суженую» первоначально воспринял как девочку-чужестранку? Ответа нет; Императрица его нам не оставила.

Известно только, что мать Александра Великая княгиня Мария Фёдоровна умоляла Екатерину повременить с браком, уверяла, что в столь юном возрасте брак не может стать счастливым. Императрица и слышать ничего не хотела, что