домой, неважно, каким путем и при каких обстоятельствах. Даже дорога через только что потерянную Польшу, несмотря на почти гарантированное ограбление по пути, их не смущала. Тот факт, что вместе с разложением германских частей исчезнет и уважение к ним местных жителей, а значит, и важный фактор их же безопасности, на большинство личного состава войск на Востоке не производил почти никакого впечатления. Указание на чувство долга и товарищества, судьбу соседних соединений, необходимость охраны вообще всего немецкого дела более не действовало на этих безучастных людей.

Из-за подобного поведения частей какого-нибудь ускорения эвакуации войск достигнуто не было. Оценка группы армий «Киев» требуемого для этого времени (четыре месяца) совпала почти точь-в-точь. И все же при том способе этого процесса, которого добивались войска, была допущена громадная потеря лошадей, оружия и очень необходимого для Родины продовольствия и сырья. Но в первую очередь это нанесло тяжелый удар по чести и репутации немецкой нации в глазах всех народов, расселившихся от Дона до Финского залива, т.е. было поражением всего германства, которое, возможно, будет сказываться еще столетия. А потери личного состава в ходе данного отступления русской зимою лишь потому не стали столь чудовищными, как сотню лет назад, что давление противника было слабее, погода мягче, а вспомогательные средства для отступающих благодаря прогрессу современной техники стали несравненно значительнее.

Не только для солдата, но и для любого здравомыслящего соотечественника при таких обстоятельствах самым насущным вопросом становился тот, что касался внутренних и внешних причин подобного крушения. Но на него нельзя было ответить парой лозунгов. В любом случае факторы, что сказались на Западе, – тяжелые потери лучшего человеческого материала, тяжелое впечатление от столь же кровопролитных, сколь и безуспешных боев, а также недостаток снабжения и прочих необходимых средств, – применительно к Востоку рассматриваться не могут. По крайней мере, войска, что находились на Украине, в отношении довольствия были в куда более завидном положении, нежели все прочие на фронте или в тылу на Родине. Они могли и даже были обязаны часть своего достатка передать своим родственникам дома.

Но при этом на Востоке, как и на Западе, среди причин краха в первую очередь следует назвать преступление революции со всеми его последствиями. Она поколебала основы военной дисциплины после того, как в самих войсках стал сказываться эффект от рассказов отпускников или же тайная устная пропаганда и листовки. Она дискредитировала влияние и положение командиров всех рангов и позволила подрывным элементам, действовавшим сознательно или неосознанно заодно с большевизмом в деле разложения вооруженных сил[224], внезапно всплыть на поверхность. Она разорвала железные рамки, которые скрепляли войска воедино и обеспечивали каждому, даже занимавшему командные должности, опору и поддержку в самых тяжелых ситуациях. Она уничтожила возможность призвать на Родине к порядку людей, совершивших на фронте серьезные и тяжкие преступления. Одним ударом все оказалось позволено, каждый в отдельности теперь отвечал лишь за себя. Обязанности и ограничительные нормы исчезли, угрозы командных инстанций задержать в рядах вооруженных сил, снизить нормы довольствия или же начать преследование в судебном порядке оставались неуслышанными.

Попытки новых властей сохранить порядок в армии, насколько их вообще можно было считать серьезными, а не только уступками действиям военного руководства, были слабыми и непоследовательными, а потому не встретили в войсках соответствующего отклика.

На место прежних авторитетов заступило, и не по желанию войск, а навязанное сверху любимое детище находящейся под влиянием большевиков революции – солдатские советы. Несмотря на благие первоначальные намерения и обещания, они разрушили последние остатки порядка и субординации в частях. Базировалось это на ложных выводах из зачастую проявленных в начале функционирования солдатских советов большого понимания обстановки и доброй воли. Конечно, отдельные солдатские советы действительно поначалу имели благие намерения. В отдельных случаях даже удалось поставить во главе их безусловно надежных людей из штабов, офицеров Генштаба и адъютантов. Однако затем советы даже самим фактом своего существования и из-за присущей им в ходе выборов и разъяснительной деятельности парламентской манеры стали действовать во вред военной дисциплине. Они, если хотели сохранить авторитет в глазах радикальных элементов в войсках, должны были волей-неволей брать все более жесткий тон и вступать в конфликты с командными инстанциями. К тому же в советах, как правило, с самого начала верховодили деструктивные, зачастую еврейские элементы и симулянты всех мастей. Впрочем, заслуживает отдельного упоминания, что именно полки, проявившие себя лучше всего, вообще не имели солдатских советов или же быстро их распустили, например в 12-м уланском, и без солдатского совета восстановивший власть командиров и действовавший блестяще. Поэтому, только учитывая господствовавшие тогда повсеместно настроения, можно понять, что некоторые инстанции едва ли не резко настаивали на «непременном учете изменившихся обстоятельств», «доверительном взаимодействии с солдатскими советами» и на «приобретении влияния на войска посредством взаимного доверия», а некоторые офицеры, не поддававшиеся подобным распоряжениям, были бесцеремонно удалены с занимаемых ими постов. Верховное Главнокомандование, изначально одобрившее образование солдатских советов, затем тоже очень скоро и все же слишком поздно приступило к ограничению их полномочий, а потом, наконец, и к их свертыванию. И тогда и сейчас еще появляющаяся периодически мысль, что солдатские советы, тем не менее, надо было ввести, чтобы предотвратить худшее – образование рабочих и солдатских советов, все же не может быть оправдана. Именно на Востоке в связи с тесным соприкосновением с русским большевизмом нужно и можно было вести борьбу с разложением войск до конца: ведь там не было, как на Западе, нажима извне, затруднявшего противодействие дезорганизации вплоть до полной невозможности.

Тем самым попытка за счет парламентско-демократических учреждений преодолеть внутренние проблемы в вооруженных силах в любом случае является провальной, находящейся в самом остром противоречии с самой сутью понятия «солдат». Даже как «вспомогательное средство» и сейчас и всегда она рассматриваться не может. Авторитет свыше и дисциплина снизу – непоколебимые предпосылки успешных военных действий. Если они начинают слабеть, следует бороться за их поддержание или восстановление всеми имеющимися у каждого возможностями. Нам пришлось заплатить очень дорого, прежде чем это, очевидное спустя 200 лет после Фридриха Вильгельма I[225], правило вновь было усвоено нами. То, что это возможно, и притом были вовсе не обязательны тяжелые, кровопролитные столкновения, уже убедительно показано в соответствующих главах данной книги. Совершенно очевидно, что даже в невыносимом положении, в котором находилось большинство командиров всех рангов, все же не была потеряна значительная часть их личного влияния на войска. По их действиям видно: они знали, как совершить едва ли не лучшее из того, что смогли продемонстрировать германские войска за всю мировую войну. Установить,