и множества коней без всадников, монголы лучше ориентируются и не получится стройно ударить в рогатины, а вот для русичей такие преграды делали невозможным реализовать главный козырь – построение и единый слаженный удар. Кавалерийских же арбалетов для подобной свалки у дружинников не было. Вот и получились потери, которых вообще можно было избежать. И то еще больших жертв можно было ожидать, если бы не помогли сложные доспехи из стали, которые выдержали испытание боем более, чем «на хорошо».

- Джучи увел свои рати, токмо узрел он, что мы слабы и глупы. Кабы стал ратиться, сей хан далее, так и положили мы свои головы в поле, - продолжал распыляться Ярослав.

Итогом совещания стало отстранение Воеслава. Но князь после того, как отправил пожилого воеводу домой, все же поклонился старому своему соратнику, демонстрируя, что тот не попал в опалу, а, как сказали бы в моем «прошлом будущем» был отправлен на почетную пенсию. На волне гнева и необоснованных потерь, главнокомандующим Ярослав назначил себя любимого, но фактическим командиром стал Филипп, о чем было громогласно поведано собравшимся мужам. Всем командирам доступно объяснили, что именно этот молодой воевода спас ситуацию, и он же являлся одним из главных тактиков всех войн, где бы не участвовал.

И сколько понадобилось жертв, чтобы в итоге принять единственно правильное решение по управлению войсками? Больше тысячи убитыми и тяжело раненными, многие из которых обречены, несмотря на то, что по всей Руси были собраны всевозможные травники в обоз.

Показательным стало прибытие на следующий день после битвы дружин Мстислава Удалого с отрядами черниговцев и волынцев. Как же поразительно вовремя? Именно после битвы. Наши разъезды сообщали, что видели отряды русичей, не из войска Ярослава, с которыми даже единожды пришлось в ступить в перестрелку. Знали все, что войско Мстислава рядом, но Ярослав счел не по чести посылать вести своему бывшему тестю, если тот не желает сам показаться владимирскому князю. Были даже мысли о том, что киевский князь захочет сам напасть на своего княжеского родственника, поэтому и были усилены разъезды, в ущерб количеству войск, принимавшему участие в битве.

И сейчас, когда над всей Русью нависла угроза, но и невероятная возможность скачкообразного развития, князья не перестают меряться своими харизмами. Вскоре подтвердились данные, что киевляне намеренно придержали свои дружины рассчитывая на то, что Ярослав и его союзники если и не потерпят поражение, то значительно ослабятся и тем самым угроза для того же Мстислава уменьшится. Этот, несомненно, не глупый лидер, должен видеть, как усиливается Северо-Западная Русь и Ярослав, пусть еще недавно севший на владимирский стол. А усиление Ярослава, это ослабление Мстислава.

Простояли у реки Воронеж еще четыре дня, хороня погибших и ожидая подхода обоза и подкреплений из Трапезундской империи. И они не обманули. Ровно тысяча катафрактариев и огромное количество, сложно поддающееся числу повозок, груженных до верху, а рядом, зарываясь в снег, тащились блеющие бараны. Видимо, очень сильно хочет император помощи от Руси, и мы ее предоставим, если больше не будет столь неудачного сражения и войско русичей не сточится в битвах до критических цифр.

Интермедия 7

Ипатий не стал ожидать развязки битвы на реке Воронеж. Его отряды ушли за день до сражения. Использовать бойцов, которые специализируются на диверсиях и набегах в прямом бою, просто глупо. Нет, каждый из его головорезов мог дать фору большинству воинов князя, могли они сражаться и в строю и работать рогатинами, но то, что умели воины Ипатия, не умел на Руси больше никто.

Его ратники уже натворили дел в тылу войска Джучи. И растапливали полыньи, и травили воду, выслеживали дозорные монгольские разъезды и начисто их изничтожали. Несколько засад, которые готовили монголы, Ипатий выследил и уже сам открыл охоту на засадников из степи.

Но просто уйти, несмотря на прямой приказ самого Ярослава, Ипатий не мог. Убедившись, что обозный поезд с почти восьмью сотнями бойцов удалился, Ипатий со своей сотней ближних волкодавов, гвардейцами, которых лично отбирал и всячески проверял, остался за одним из холмов за рекой. Главный диверсант намеривался проследить за разворачивающимся сражением и, если будет нужда помочь. Благо, снайперская винтовка была с ним, Ипатий обманул Корнея, что оставил оружие в Унже. Причина обмана была банальная и даже комична, заключалась в том, что взрослый мужчина, пусть и выглядящий юно, боялся отдавать любимую игрушку обратно владельцу. Корней посчитал, что пока нет нужды в этом девайсе, уверился, что иных сил хватит для победы.

Оборудовав позиции, как основную, так и запасную, с путями отхода, Ипатий никак не мог побороть привычки, вбитые армией другого мира, и просто перестал с ними бороться, воин принялся рассматривать в бинокль наиболее знатных монголов. Расстояние до поля, где и должно в скорости состоятся противостояние, в более, чем тысячу метров опытного стрелка ни капли не пугало.

Начало сражения вызвало у Ипатия противоречивые эмоции. С одной стороны он был рад за то, что русичам легко громить монгольскую конницу, с другой, «юноше» очень хотелось пострелять, несмотря на конечность боеприпасов.

Такая возможность Ипатию представилась, когда началась нелогичная атака русских конных в лоб монголам. Тут уже пришлось снайперу применять все свои умения и навыки, выбивая не только вражеских командиров, но и коней, создавая препятствия противнику для организованного сопротивления. Ипатий не успевал за разворачивающимся действием. Не успевал стрелять, а материться у него получалось значительно быстрее, чем целиться. Особенно сложно стало работать, когда в бой пошли знакомые, близкие и друзья. Так быстро перезаряжать магазины у него еще никогда не получалось.

Основной поезд обозов Ипатий догнал через день. Пришлось еще вначале дороги обнажать саблю, чтобы порубить дезертиров, которые уже нашли, кого пограбить. Это был сводный отряд, скорее банда, из русин Полоцкой земли, псковской и примкнувшим к ним десятком латгалов. Это все поведал один ватажник, временно оставленный в живых после лихого, но крайне неудачного, набега на банду ипатьевских головорезов.

В войске было не все так однозначно, и дезертирство могло достигнуть катастрофических масштабов. Но об этом есть кому думать, Ипатий же шел хулиганить к Угедею.

Когда невеликое войско Ипатия, в сравнении, конечно, с тем которое ушло, входило в унжанское поместье, чтобы пару дней отдохнуть, пополнить припасы, повидать жен и охочих баб, встречавшие люди безмолвствовали. Командир не сразу понял причину такой угнетающей обстановки, но пока никого не спрашивал. Уже чуть позже Ипатия осенило – люди думают, что это все выжившие воины, остальные погибли.

- Правь сюды, малой,