ли тут слепые зоны, и не засечет ли меня камера, да и плевать, если честно. Мне нужно хотя бы одним глазком посмотреть на нее, и я свалю. Обещал оставить в покое – сдержу обещание. Мне только надо знать, что она в порядке. Потому что о ее состоянии никто толком не рассказывает.

Все это время я получал информацию короткими отрывками. Очнулась. Заговорила. Села. Пошла. Но вот о том, танцует ли мой грациозный Ангел, никто не говорит. Я надеюсь, это не из страха, что я сотворю какую-нибудь дичь, когда узнаю правду.

Взобравшись на забор, я тихо и медленно спускаюсь с другой стороны на случай, если собаки не в вольере. Практически бесшумно в несколько шагов добираюсь до раскидистого дерева и взбираюсь наверх. Становлюсь на толстую ветку и, схватившись за верхнюю, подхожу к краю. Уже собираюсь перепрыгнуть на карниз, чтобы потом добраться до комнаты Ангела, как прямо передо мной в танцевальной комнате Гели зажигается свет.

Я замираю и проглатываю подскочившее к горлу сердце, когда вижу, как она сама, хромая, проходит на другую сторону комнаты. Вцепилась пальцами в трость до побелевших костяшек. Этот атрибут вызывает у меня тахикардию. Неприятную такую. И все тело покрывается холодным потом, потому что перед глазами снова всплывает картинка произошедшего. Как, блядь, я мог так облажаться?!

Геля приставляет трость к углу, а сама, повернувшись, берет с высокого комода пульт и, видимо, включает музыку. Окна плотно закрыты, так что я не слышу ни звука, зато могу видеть, как она возвращается на середину зала. Останавливается, словно позволяет мне осмотреть ее с ног до головы. Нежно-розовые леггинсы обтягивают аккуратную попку и стройные ноги. На лодыжках собранные гармошкой носки. Или это не носки? Не знаю, как они называются. На стопах персикового цвета пуанты, которые мне так нравится видеть на ней. Сверху на Ангеле короткий серый топ с длинными рукавами. Он настолько широкий, что, кажется, словно она утопает в нем. Но ей идет. В такой одежде она кажется еще более хрупкой.

Похудела моя красавица. Бледная. На лице печать боли.

Изящным жестом она поднимает вверх руки и закрывает глаза. Затаив дыхание, я жду, что сейчас она, как и раньше, легонько поднимется на носочки и закружится в чувственном, изящном танце, плавно взмахивая кистями и без усилий поднимая ногу до самой головы. Геля делает оборот, а потом… падает на пол, скривившись. Она лупит по полу ладонью и что-то кричит. Я вижу, как ее лицо пересекает гримаса боли, и внутри меня все сжимается.

Я даже не заметил, как дернулся вперед во время ее падения, и только сейчас понимаю, что под деревом сидят два бульдога, которые негромко рычат на меня. Пора убираться.

Но как я уйду, оставив ее одну в таком состоянии? Может, она не может подняться? А если дома никого нет? Ей же никто не поможет.

Игнорируя становящийся громче рык, жадно слежу за Ангелиной. Еще пару минут она сидит и рыдает, а потом все же поднимается на ноги. Доходит до комода, берет пульт. Нажимает. Похоже, выключает музыку. А потом совершенно неожиданно замахивается и швыряет пульт в стену, разбивая его вдребезги. Опускает голову, пряча лицо в ладонях.

Я снова умираю, глядя на нее. От безысходности и беспомощности сжимаю челюсти до хруста зубов. Геля подхватывает свою трость как раз в тот момент, когда один из псов ее отца громко рявкает.

Бросив еще один взгляд на Ангела, разворачиваюсь и пробираюсь назад, но понимаю, что спрыгнуть вниз мне не светит. Придется все же проходить по крыше дома. В конце концов, мне не помешает освоиться здесь, потому что я намерен вернуться, и не раз.

Быстро перебираюсь по ветке на широкий карниз, радуясь, что Полкан не приверженец новостроек, на которых даже уцепиться не за что. Встаю на карниз, крепко держась за выступ на стене, огибаю угол, и перебираюсь на крышу, которой покрыта часть первого этажа дома. Собаки, потеряв меня из виду, замолкают. Мечутся где-то внизу, и я слышу их дыхание, но найти меня не могут.

Как могу тихо, пробираюсь по крыше и уже собираюсь спуститься с нее на беседку, по которой планировал добраться до забора, как в комнате справа резко загорается свет. Сначала отшатываюсь, скрываясь в тени, а потом поворачиваю голову и замираю, глядя на то, как Ангел срывает с себя свою кофту, оставаясь только в спортивном лифчике и леггинсах с высокой талией. Мои внутренности скручивает от боли, когда я вижу выступающие тазовые косточки и слишком острые ключицы. Она настолько худая, что меня охватывает паника.

Геля наклоняется над письменным столом и, расставив руки, сгребает все с него. Она что-то кричит, но я не слышу ее из-за закрытых окон. Еще и слева где-то гудит кондиционер. Несколько раз она бьет ладонями по столешнице, а потом, развернувшись, снова подхватывает трость и скрывается в глубине комнаты. Кондиционер перестает шуметь, а Ангел возвращается к окну. Мне приходится резко податься вправо и спрятаться за выступом стены, потому что Геля открывает окно.

Я слышу, как она тихо всхлипывает, и это разрывает мне сердце. Оно грохочет, как ненормальное, пульсируя в висках и горле. Руки подрагивают от желания прижать Ангела к себе и успокоить. Только вот именно я причина ее слез, так что мои попытки наверняка провалятся.

– Геля, – слышу ломающийся подростковый голос из комнаты. – Я чай заварил. Будешь?

– Спасибо, Даня, – отвечает она хриплым голосом. – Я с удовольствием.

– Ты опять плакала, да? – голос приближается, и я слышу судорожный вздох Ангелины.

– Нет. Это… наверное, простыла немного. Так что чай будет кстати.

– Не надо считать меня ребенком, я уже немаленький, – строго произносит парень.

– Данечка, ну какой же ты маленький? – ласково отзывается мой Ангел. И, несмотря на то, что эта нежность направлена не на меня, я все равно чувствую тепло в груди. Как будто она обласкала меня. – Ты скоро будешь выше меня.

– Да я уже выше! – гордо заявляет мальчишка.

– Правда? – притворно удивляется Ангел. – Я и не заметила, когда ты успел так вытянуться.

– Ага. Нам в школе измеряли рост. С прошлого раза вырос на целых полтора сантиметра.

– Это надо отметить чаем, – голос Гели становится бодрее, но хрипотца все еще сквозит, словно царапая нежные нотки.

– Я принесу сюда.

– Не надо, я спущусь.

– Тебе же тяжело.

– Врач сказал, что надо двигаться, так что спущусь.

– Ладно, – неуверенно тянет парень, и через минуту комната пустеет.

Мне надо уходить. Надо.

Но насколько же велик соблазн