Начинается официальная часть, директриса произносит речь — как же наша директриса и без речи? Затем она передает микрофон Ковалю.

Влад представляет пары участников, а я тяну шею, выискивая среди зрителей маму. Нахожу сразу, она стоит в первом ряду, переплетя пальцы — мама всегда так делает, когда переживает. С противоположной стороны замечаю старшего Топольского, который не сводит с нее глаз. Готова спорить, она тоже это видит.

Внезапно среди зрителей мелькает знакомое лицо, по позвоночнику пробегает холодная струйка. Что здесь делает Шведов? Он тоже смотрит на маму, и я ощущаю укол совести. Надо было ей все рассказать самой, а не ждать, когда это сделает Шведов. Ясно же, что он пришел не просто так.

Но тут звучит музыка, первая пара кружится в танце, и все тревожные мысли разом вылетают из головы. Я думаю только о нашем выступлении.

— Перестань трястись, Мышка, — шепчет Никита, придвинувшись так близко, что я чувствую тепло его кожи через ткань. И теперь уже горячая струйка бежит по позвоночнику.

— Я боюсь, Никита, — шепчу в ответ, едва шевеля губами.

— Не бойся, Маша, ты самая красивая. И я с тобой, тебе нечего бояться.

Мне передается его уверенность, и когда Влад объявляет наш выход, я почти не трясусь. Ну разве совсем немножко. Мы вальсируем, глядя друг другу в глаза, сливаемся в одно целое, и мне хочется, чтобы этот танец длился вечно.

Музыка утихает, нам аплодируют, и я глазами ищу маму. Она сияет, ее глаза влажные и блестящие. Отец Никиты уже в нескольких метрах от нее. Когда он успел подобраться так близко?

Шведова не видно, может он ушел? А нет, там же где и был. Не аплодирует, смотрит на меня с угрюмым видом. Наверное злится за те доллары, которые дал мне на светофоре. Они лежат у меня в сумочке, но как их отдать, чтобы не видела мама? Наверное лучше попросить Никиту.

Мы смотрим как танцуют остальные пары, при этом рука Никиты лежит на моей талии. Я думаю как это круто, и когда жюри объявляют нашу пару победителями, я даже не сразу это осознаю.

— Мы победили, Мышка! — Никита поднимает меня на руки и бежит по кругу со мной на руках. — Мы победили!

Нас награждают под шквал аплодисментов, особенно старается наш «11-Б», что меня шокирует не меньше, чем наша с Никитой победа.

Ник разворачивает меня к себе, обхватывает лицо руками и целует.

— А теперь попрошу минуту внимания, — неожиданно раздается громкий голос из динамика. — У меня важное сообщение.

Зал замолкает, все оборачиваются и с удивлением смотрят на Алину, которая держит в руках микрофон. Она заметно взволнована, хоть и старается казаться спокойной. Но все же подавить дрожь в голосе до конца не получается.

— Алина, в чем дело? Что за самодеятельность? — возмущенно спрашивает наша классная, но та не реагирует.

— Выключите микрофон, — кричит Коваль, но Алина быстро продолжает:

— Я хочу напомнить об одном событии, которое случилось в нашем городе восемнадцать лет назад. Это особенно интересно узнать Никите, потому что главными участниками были его отец, Андрей Топольский и Дарья Сергеевна Заречная. Смотрите на экран...

Она еще что-то говорит, но микрофон успевают отключить. Зато на мониторе появляется заставка из красных и фиолетовых сердечек, а я впиваюсь ногтями в ладони.

И закрываю глаза.

Глава 28

Никита

Хорошо, что этой облезлой токсичке выключили микрофон. Еще бы монитор кто вырубил.

Она явно выполняет задание Игры, вон как руки трясутся. Ясно теперь, почему меня из учредителей исключили. Сейчас начнут отца и Дарью хейтить.

Точняк кто-то спалил, как отец за ней в лицей заезжал. Может, они уже и спят, он в последнее время весь на позитиве. Не могли подождать, пока мы с Машей выпустимся?

Мышка в моих руках с ужасом смотрит на монитор, вздрагивает и отодвигается.

На экране появляются фото старых пожелтевших газет, а из динамиков раздается голос, измененный с помощью проги. И когда до меня доходит смысл сказанного, внутри буквально все леденеет.

— Шестнадцатого сентября ... года на вечеринке посвящения в студенты трое старшекурсников изнасиловали студентку первого курса Дарью Нестер. Одним из насильников был Андрей Топольский. Дело не дошло до суда, родители пострадавшей получили денежное вознаграждение и убедили дочь забрать заявление из отделения милиции.

На экране транслируется допотопный ролик с репортажем такого же древнего телевизионного канала. И фото. Сначала молодого отца, затем девушки, и я непроизвольно вздрагиваю.

Дарья. Она, конечно, изменилась, но узнать можно. А еще она до боли похожа на Мышку.

Теперь внутренности опаляет жаром.

Это ложь. Этого не может быть, потому что мой отец на такое не способен. Он не мог. Или...

Ищу глазами отца, и руки сами сжимаются в кулаки.

Его помертвевшее лицо больше напоминает белую гипсовую маску. Он смотрит на Дарью со смесью ужаса и боли, потом переводит взгляд на меня.

И тут меня пробивает.

Она это имела в виду, моя тетя, когда назвала отца чудовищем? Так это она его щадила. Если это правда, то он хуже, чем чудовище.

Дарья словно в прострации. Стоит и смотрит в одну точку невидящим взглядом.

— Дело вел следователь Алексей Заречный. Нестер скрыла, что забеременела от одного из насильников, она выходит замуж за Заречного и берет его фамилию, — продолжает закадровый голос. — Ее мужа убивают в пьяной драке, и Дарья Сергеевна возвращается в столицу. Заводит роман с Топольским, а свою дочь подсовывает его сыну, не заботясь, что они могут быть братом и сестрой. Самого Топольского, похоже, это тоже мало волнует. Как вам такой облик педагогического коллектива нашего лицея? А заодно областного совета?

Отец скользит невидящим взглядом мимо меня, спотыкается о Машу.

И с силой сдавливает руками виски.

Меня трясет как в лихорадке. Он знал? Он правда знал? Они оба знали с Дарьей?

Оборачиваюсь на Машу, и стены зала как будто схлопываются. Она смотрит на меня с нечитаемым выражением, и я хочу спросить, но ничего не выходит. Лишь беззвучно шевелю губами.

— Ты... Знала?

Она отвечает так же беззвучно.

— Да...

Ее лицо белое как мел, отчего темные распахнутые глаза кажутся огромными. В глазах горит лихорадочный блеск, и мне кажется, это в ее зрачках отражается мой пылающий мозг.

Хочу